Николай Глебов - Карабарчик. Детство Викеши. Две повести

Иван покосился на Огаркова и наклонил ухо к Евстигнею.

Тот зашептал:

— Алтайца надо свалить. Осилишь — четверть водки поставлю. Не осилишь — пеняй на себя.

— Есть борцы? — снова раздался громкий голос Аргымая.

— Есть! — прогудел Иван и, сняв ситцевую рубаху, обнажил волосатую грудь.

Кайдалов поднялся на ноги.

— Посмотри, Фрол Кузьмич, — обратился он к приставу, — ведь это настоящий Геркулес.

Чугунный согнул руку, на которой образовались твёрдые, как дерево, мускулы, и поиграл ими перед изумлённым гостем.

— Геркулес… — протянул исправник. — В цирке бы ему только выступать.

— Подкову ломает, — улыбнулся Евстигней, — медный пятак на пальцах гнёт.

— Изу-ми-тельно! — покачал головой Огарков. — Ты этого алтайца к ихнему злому духу не вздумай отправить, — сказал он шутливо Чугунному.

— Сам дорогу найдёт! — оскалив зубы, Иван вышел на круг. Темир сидел на корточках, обтирая обильно катившийся пот.

— Отдохнуть надо, — сказал он Чугунному.

— Отдохнёшь на том свете, — усмехнулся тот.

— Неправильно! Дать отдых! — зашумела толпа.

— Он уклоняется от боя, — поднимаясь с лавки, заявил Евстигней. — Трусит.

— Будешь принимать бой или нет? — расставив ноги, Чугунный встал перед охотником.

— Однако скоро ты забыл Мендур-Сокон. Надевай кушак! — бросил Темир Чугунному и поднялся на ноги.

Несколько минут длилась напряжённая борьба. Вдруг Иван, охватив длинными руками гибкое тело Темира, стал сжимать его в своих страшных объятиях. Казалось, еще несколько секунд, и Темир потеряет сознание.

Напряжение передалось толпе.

— Дави его! — орал Зотников.

— Дави, чтоб душа из него вышла! — кричали казаки.

— Дави! — глаза Аргымая блестели.

— Геркулес, браво! — хлопал исправник в ладоши. Сидевшие ближе к кругу пастухи и охотники вскочили.

— Зачем душить человека! Честно надо бороться! — зашумели они.

Темир побледнел. Собрав силы, он с трудом развёл руки Чугунного и рывком поднял его к себе на грудь. Остальные события произошли молниеносно. Темир круто повернул Чугунного вокруг себя и выставил ногу.

Не чувствуя опоры, силач упал.

Толпа ахнула.

Чугунный медленно поднялся с земли. Часто дыша, поспешно сунул руку в карман широчайших плисовых шаровар и выхватил свинчатку [21] Свинчатка — бабка, налитая свинцом. .

Темир отпрянул. Не дожидаясь нападения, точно барс, он метнулся к противнику и нанёс ему стремительный удар.

— Так его, конокрада! — Кирик и Янька в восторге захлопали в ладоши.

Взревев от боли, Чугунный опустился на землю.

Второй удар отбросил его от середины круга, и, покатившись, точно чурбан, Чугунный оказался у ног Кайдалова.

Восторженный гул охотников и пастухов сопровождал каждое движение Темира. Когда охотник сделал шаг вперёд, чтобы нанести третий удар, раздался недовольный голос исправника:

— Прекратить!

Евстигней подошёл к своему работнику. Чугунный сидел на земле с закрытыми глазами, не шевелясь.

— Ловко он тебя отделал! — зло усмехнулся хозяин. — Осрамил ты меня не только перед алтайцами, но и перед господином исправником, — мотнул он головой вслед Кайдалову, который шёл к волостной управе. — А свинчатку-то зачем вытащил?

— Не утерпел, Евстигней Тихонович, привычка.

— За эту привычку мне придётся Кайдалову и Огаркову по сотне дать. Поднимайся, хватит лежать.

Чугунный с трудом поднялся с земли и понуро поплёлся за хозяином.

Потерпев поражение в борьбе, Чугунный с Зотниковым деятельно готовились к бегам.

Утром Стёпа делал проминку коню. Поджарый бегунец часто перебирал тонкими ногами и рвался на простор.

— Ты ему воли на первых порах не давай, — поучал Евстигней сына, — попридерживай. Если будут обгонять, не беда. Дай волю вёрст через семь.

Стёпка кивал головой.

— А бить нагайкой можно?

— Только перед концом, когда впереди будешь. Почаще его ногами пошевеливай.

А на другом конце стойбища, в кустах у реки, сидели Темир, Кирик и Янька.

— Вчера Сапок объявил народу, что условия состязания остаются прежними: он поклялся сдержать своё слово. Если Буланый не подведёт, ты будешь свободен, Кирик. Пойду, однако, сделаю заявку на бега, — Темир поднялся и, раздвинув кусты, исчез за их зелёной стеной.

Ребята остались одни.

— Кирик, когда будешь ехать возле той горы, — показал Янька рукой на дальнюю гору, — я встречу тебя там, ладно?

Кирик молча кивнул головой.

— А знаешь что? — Янька придвинулся к другу. — Только Стёпке не поддавайся. Он поедет на рыжем бегунце.