Владас Даутартас: Он - Капитан Сорвиголова

— Пипеш! — вскрикнул Андрюс.

— Где? Какой Пипеш? Тот, кого ночью поймали? — оживились все ребята.

— Ну да! Он самый!

Пипеша подвели к дяде Антанасу. Римас жался к родителям, я — к маме. К Андрюсу никто не приехал, и он встал около меня. Стало очень тихо. Можно было расслышать, как ветерок шевелил ветки деревьев. Дядя Антанас заговорил:

— Мне кажется, нам в какой-то мере удалось установить, кто ввел в заблуждение трех приятелей — Римаса, Андрюса и Тадаса…

И дядя Антанас рассказал, как на озере он выследил Пипеша и слышал, о чем тот с нами шептался. Тогда он окончательно убедился, что нами руководит взрослый человек. Это вор, его уже не раз судили. Теперь он действует под кличкой «Пипеш», а раньше был «Артистом», «Художником», «Путешественником», «Робинзоном»…

— Господи, куда смотрит милиция! За порядком не следят, жизни нет никакой! — возмущенно воскликнула мать Римаса.

— Как видите, за порядком мы все-таки следим, преступник задержан, — спокойно отвечал дядя Антанас. — А насчет того, что не следим, то тут мы можем спросить у многоуважаемых родителей: отчего сами не следите за своими детками? Сейчас не время доискиваться, кто виноват. Пусть ребята расскажут, как все было. А вдруг правда один Пипеш виноват?

— При чем тут я? — вскинулся Пипеш. — Ничему я их не учил. Правда, судимости у меня были, но сейчас я живу тихо-мирно. Вон этот, — и Пипеш показал пальцем на Римаса, — сам ко мне пришел. Он и шайку сколотил, и заправила у них он. Воровали-то они, а не я…

— Пипеш! Клятва! — закричал Римас.

— Мальчик мой, деточка! — Мать Римаса зарыдала.

А отец достал сигарету и затянулся.

— А что скажут Андрюс, Тадас? — Дядя Антанас повернулся к нам.

Я не мог поднять головы. Не хотелось ничего ни видеть, ни слышать. Вскочить бы на ноги и бежать куда глаза глядят. Но вот до меня донесся голос Андрюса. Он говорил тихо:

— Пипеш врет… Это не Римас виноват, а он… В развалинах мы сначала играли в войну… А когда пришел Пипеш, все пошло по-другому… Мы ходили в гастроном воровать конфеты… потом — телефонные трубки… потом еще с нами стал ходить Тадас… потом…

— Конфеты! — воскликнула мать Римаса. — Но у моего сына всего вдоволь…

— Замолчи, Стефания, слышишь! — сердито остановил ее Римасов отец.

— Я и говорю… — Андрюс запинался, но продолжал.

И он рассказал про все: и про замок в развалинах, про нашу клятву, про то, как у них дома…

— Ну, а ты почему молчишь, Тадас?

Я вздрогнул.

— Андрюс все правильно сказал, — прошептал я.

— Ясное дело… Валят все на меня. Где уж тут ждать порядочности. В этом мире разве что у дикого зверя найдешь совесть.

— Это мы слышали. Знакомая песенка… — Дядя Антанас не дал Пипешу закончить. Повернулся к милиционерам и кивнул: — Можно увезти.

Пипеша повели к машине. Он шел, сгорбленный, бледный, с обритой наголо головой. Тогда заговорили старшие. Мамаша Римаса говорила долго, громким голосом, а закончила так:

— Вот и все. Мы берем мальчика и уезжаем. Слава богу, эта история закончилась.

— Нет, уважаемая, — возразил дядя Антанас. — Вы — пожалуйста, можете ехать, а ваш сын пока побудет тут.

— Как это? — удивился и отец Римаса.

— Очень просто. О вашем сыне позаботимся мы. Дел-то он натворил, вот и придется отработать, возместить ущерб. Правда, Римас? — Дядя Антанас повернулся к нему. — Или мы не люди чести? А потрудиться никогда не вредно.

Старшим было разрешено остаться у нас до вечера. Они ходили по лагерю, беседовали со своими ребятами. Мама привезла мне конфет и клубники. Ничего не лезло в горло, а на конфеты я и смотреть не мог.

— Не надо было нам переезжать, вот что, — сказал я. — Тогда бы ничего не случилось…

— Нет, это я, я виновата… — без конца вздыхала мама.

Взрослые уехали, и мы втроем собрались у палатки. Римас притащил большой целлофановый пакет со сладостями, открыл и положил перед нами. Римас заговорил:

— Надоело мне тут до чертиков. Студент ничего интересного не придумает… Скучная он личность, я так и подумал с самого начала. Вот уеду с папкой на Черное море… На дельфинах кататься.

— А мы с мамой поедем в деревню, к родным, — сообщил я.

— А мне здесь нравится, — робко произнес Андрюс.

И вздохнул. Я подумал: где же он теперь будет жить? Ведь дома ему лучше не показываться.

— Конечно, тут ничего… — Мне захотелось плакать.

— Поживем, Андрюс, в лагере, а там увидим… Не пропадешь, не бойся, дружище.

Это сказал дядя Антанас. Мы и не заметили, как он подошел. А он взял на руки Андрюса и высоко поднял. Мне представилось: вот он шагает широким шагом и несет Андрюса туда, куда убегают свекловичные борозды, где синеет кромка леса, и еще дальше, далеко-далеко — нашего славного малыша Андрюса.