Серафима Полоцкая - Роль, заметная на экране

Мой отец, тяжело раненный в последние дни войны, боролся несколько лет за свою жизнь, но так и не смог выздороветь. Я родилась через неделю после его смерти. А девяти лет я потеряла маму.

Мне кажется, что мама и отвезла меня в хореографическое училище, предчувствуя недоброе: она все время болела. Я с детства была плясунья, все школьные педагоги советовали везти меня на экзамены в балетную школу. Так я и оказалась в интернате училища, где жили все ученики, приехавшие из других городов.

Конечно, я ревела, когда мама сказала, что уедет домой без меня. Она и сама плакала, но утешала скорой встречей на каникулах, гладила мою только что остриженную голову и говорила, что я стала похожа на ежика. Мы прощались в медпункте, так как маме сделалось плохо, и старушка в белом халате успокаивала нас обеих.

Когда меня уводили из медпункта, мама старалась улыбаться:

— Ах, керпе, керпе!

Это единственное башкирское слово, которое я теперь помню. «Керпе» — «ежик».

В училище было столько нового, что я скоро совсем перестала плакать. Писем я не получала, но фельдшерица из медпункта, которую все мы, малыши, звали бабушкой, рассказывала, что мама больна, писать не может, но радуется моим успехам в балете. Бабушка из медпункта тоже называла меня керпе, хотя после посещения зоопарка в нашем классе объявили, что я похожа на длинноногого, длинношеего верблюжонка.

Перед зимними каникулами бабушка привела меня в кабинет директора.

— Раечка, — мягко сказала наша всегда строгая начальница. — Не хочешь ли ты эти каникулы провести с Ольгой Михайловной? Маме твоей немного хуже. Домой ехать тебе нельзя.

— Погостишь у меня? — спросила бабушка и, встретившись со мной взглядом, торопливо отвела свои добрые серые глаза.

Тут я все поняла и закричала:

— Нет, нет, неправда! — будто этот протест мог что-нибудь изменить…

Бабушка, обнимая меня, приговаривала:

— Ах, керпе, керпе!

Этот день я запомнила на всю жизнь.

Разжалобив себя такими воспоминаниями, я подошла к окну. Теплый ветер приносил с противоположного берега незнакомые запахи цветов и трав. Шум леса сливался с невнятным журчанием воды, плескавшейся под моим окном. На реке стало уже совсем темно, хотя вода кое-где еще светлела, отражая небо. Длинный самосплавный плот долго канителился на повороте. При свете костра черные фигуры делали на нем какие-то непонятные движения, будто плясали. Потом плот, круто завернув, попал в черную тень берега, и только красный огонь костра светился яркой точкой, пока не исчез за поворотом…

Слабый крик птицы скользнул над рекой. На мелкой ряби посредине заплясали блики, и яркая луна выплыла из-за облаков.

Я уже улыбалась. В таком красивом месте, в такой великолепный вечер унывать было совершенно невозможно…

Наверное, все живые существа тянутся к семье. Даже громадный голошеий орел в зоопарке (я видела это сама) собирал хищным клювом палки и щепочки, пытаясь устроить на полу подобие гнезда, хотя был одинок в своей клетке. Видно, таков извечный закон природы… Но я ведь была не совсем без семьи…

С первых дней в училище у меня появилась подруга — Вера Коняшина, маленькая, старательно тянущаяся в струнку девочка по прозвищу Коняша. Все эти годы она была мне близка, как родная, и до сих пор она такой же мой верный друг. И со всеми в нашем классе я дружила… И в интернате меня любили…

А в медпункте я всегда находила родного человека и бывала с бабушкой столько, сколько хочется каждой маленькой девочке быть около своих родителей. Это не было попыткой обмануть себя, как делал орел в клетке зоопарка! Нет! Я знала, что бабушка полюбила меня так же, как и я ее! Когда мои одноклассницы подросли, они стали называть ее, как и старшие, Ольгой Михайловной, а для меня она осталась бабушкой. Все праздники и каникулы я проводила дома у бабушки. И мое самое нарядное платье, повешенное на стене боцманской каюты, подарила к выпускному балу она. И все мои любимые книги, которые я захватила сюда, чтобы на досуге перечитать, подобраны ею…

Бабушка теперь пенсионерка, и в училище, где проработала сорок лет, она только дорогая гостья. Ну а я, конечно, постоянная гостья бабушки, родной человек в ее семье. Анна Николаевна Александрова — единственная дочь бабушки, и в детстве я называла ее тетя Аня. Она часто шутила:

— Искандарова — это по-русски Александрова. Выходит, и фамилия у нас одинаковая. Значит, ты, Раенька, действительно моя родная племянница…