Вадим Чирков - Доброе племя индейцев Сиу

Бужор, привлеченный белым на траве, подошел, понюхал пахнущую керосином бумагу.

— Ты полижи его, — сказал Мишка, — для тебя куплено. Будешь теперь политике учиться.

Бужор понюхал еще раз, мотнул тяжелой головой с небольшими острыми рогами и отошел.

— Не спрашивали, зачем покупаешь? — спросил Сенька.

— Не. Вытаращились только.

— А если б спросили?

— Сказал бы — чтоб на всю жизнь хватило.

Сенька хохотнул.

— Давай начинать? — сказал он.

— Начинать так начинать, — сказал Мишка.

Он взял один портрет и подошел к Бужору.

— Видал? Посмотри, посмотри на него хорошенько. Запоминай… Сенька — ну!

Сенька подошел к Бужору сзади и поймал его хвост. Мишка отступил на шаг, держа портрет в вытянутых руках.

— Заводи! — крикнул он.

Сенька скрутил бычий хвост. Бужор мукнул и скакнул вперед, ударивши мордой портрет Гитлера. Мишка отскочил.

— Получается, — сказал он.

Эти дни для Бужора были черными. Он даже пытался бежать, но ребята стреножили его, как лошадь. Мишка вставал перед быком и показывал портрет Гитлера. Сенька крутил быку хвост. Бужор кидался вперед…

Первое время после этих «дрессировок» бык носился по всему выгону и никого к себе не подпускал. Потом он стал обоих гонять — приходилось иной раз лететь в овраг и приземляться куда попало, то в куст, то на глину. Сенька говорил:

— Ну его к черту, этого дурного быка, все равно его ничему не научишь!

Мишка отвечал:

— Надо еще попробовать.

А потом еще и еще…

— Должно получиться, — говорил Мишка. У Мишки получалось все, что он задумал.

Скоро бык стал как-то странно задумчив, когда к нему подходили. Увидев портрет, он вздрагивал, но не двигался с места. Кажется, Бужор пытался понять, чего от него хотят. Пытался — и не мог. Политика, видать, не для бычьих мозгов. И он однажды лег наземь и поднять его нельзя было никакими силами.

Ребята и сами сели возле.

— И что тут трудного! — сказал Сенька. — Гитлер! Это ж каждому понятно — враг. Не будь его, разве б мы крутили быку хвост? Это ж Гитлер виноват, если подумать!

— Если подумать, — сказал Мишка. — А он не может. Он же бык.

— Что будем делать? — спросил Сенька. — Я б ему его хвост проклятый оторвал прямо!

— Оторви, — сказал Мишка, — возьми и оторви.

— А чего он! — сердился Сенька. — Сколько денег на портреты потратили!

Мишка потянул Бужора за рог.

— Тут кто кого упрямее, — сказал он, — понял? Кто кого. Не может быть, чтобы какой-то бык мне не поддался! Ты что, сдаешься, что ли?

— Ничего я не сдаюсь. Просто зло берет.

…Только на десятый день Бужор уловил, что к чему. Гитлер возникал перед ним одновременно с болью, значит он и был в ней виноват! И вот наконец бык поддел Гитлера рогом, раздался треск — и Мишка в радости отдал ему всю мамалыгу. Бужор с портретом на роге недоверчиво обнюхивал мамалыгу, он даже мычал, задрав голову, не решаясь ее брать, а ребята гладили его вздрагивающие исхудавшие бока и называли Бужорчиком и умницей.

Скоро Мишка понял, что купил мало портретов, видя, как Бужор, насадив очередной лист на рог, в злости мечется по выгону, а скинув, еще и топчет его копытами.

Мишке приходилось теперь уворачиваться или даже бросать портрет — так зол стал на Гитлера бык…

Прошло несколько хороших дождей, трава ожила после жаркого лета. Бужору дали волю, и он, не отрываясь, щипал траву.

Утра были уже холодными, росными. Только к полудню земля нагревалась настолько, что можно было на ней лежать и самим. Ребята выбирали пригорок потеплее и ложились. Валялись на траве, грызли сухой стебелек и разговаривали. Их дело было наполовину сделано.

О войне говорили и о довоенных днях. О немцах, которых так много шло, ехало и летело на восток. О наших, что где-то там, далеко отсюда, пытались остановить поток краснолицых, шумных, запыленных, спешащих на восток чужеземцев. Пробовали представить бои…

В селе о войне говорили разное. Одни говорили — что всё. Что немцы победили. Может, только на сибиряков еще надежда. Другие, которые где-то что-то слышали, рассказывали о кровопролитных для обеих сторон боях. Но и первые, и вторые соглашались, что сила пока у немца.

Зато Сенин дед не сомневался, что немцев погонят. Дед в последнее время много курил, табак у деда был крепчайший, дед от него кашлял, кашель походил на треск дерева, когда его раскалывают клином, к тому же дед весь дымился, будто его подожгли… Он ничего и никого не боялся, махал рукой, рубя дым, и говорил, что было уже, когда и немцы, и шведы и кто угодно шли на Россию, и все уходили побитые, и так будет, и на этот раз, потому что Россию нельзя завоевать; вот как разозлится народ по-настоящему, полетят тогда немецкие танки и вся их техника вверх тормашками…