Дмитро Ткач - Шторм и штиль (с иллюстр.)

А боцман Небаба появлялся на верхней палубе, в жилых и служебных помещениях, на ходовом мостике, на камбузе, возле пушек и шлюпок и покрикивал:

— Веселей, веселей, морячки!.. Палубу скатать и пролопатить! Медяшку почистить!.. Сигнальные флажки проветрить и сложить, как следует!.. Чехлы на шлюпках натянуть потуже!

И ходил, ходил по кораблю, как полновластный хозяин. Ох, какой же неугомонный этот боцман! И как же он мил каждому матросу!.. Разве можно на него обижаться?.. Все видели, что он очень опечален, да и у ребят глаза были грустные.

Не станет Небабы, а кто же будет вместо него? Пришлют какого-нибудь салагу, начнет он свои порядки заводить. Конечно, корабельного устава будет придерживаться и тот, новый, может, он и хорошим человеком окажется, но другого Небабу не найдешь!

— Шевелись, шевелись! — покрикивал боцман. И матросы не жалели ни рук, ни силы.

На подъем флага не переодеваются в выходную одежду. Можно стоять в шеренге и в рабочей. Но на этот раз Юрий Баглай вызвал дежурного по кораблю и приказал, чтобы вся свободная от вахты команда надела форму номер три: не напрасно же, проснувшись спозаранку, готовились матросы, и было бы грешно не дать им возможности в последний раз покрасоваться перед боцманом в своей парадной форме. Уже переодетые, к боцману Небабе подошли Андрей Соляник, Николай Лубенец и радист Куценький.

— Разрешите обратиться, товарищ боцман! — Соляник подбросил руку к бескозырке с особым флотским шиком, то же сделали и его друзья-матросы.

— Слушаю вас… — удивленно посмотрел на них боцман.

— От имени всей команды просим вас поднять сегодня флаг.

— Но ведь есть вахтенный… — совсем растерялся Небаба.

— Так точно! — ответил Соляник. — Но вы на этом корабле остаетесь для нас вахтенным навсегда: в каких бы штормах мы ни были, всегда будем думать, что вместе с на ми вы несете морскую вахту.

Небаба почувствовал, как в глазах его защипало. Он стиснул челюсти: разве может боцман плакать перед матросами?.. И сказал лишь одно слово:

— Спасибо…

Может быть, ничто так не волнует военного моряка, как подъем флага. Длится эта процедура всего-навсего какую-то минуту. Но ты стоишь в строю. Справа и слева ощущаешь плечи друзей, такие же сильные, как и твои, и ты чувствуешь их силу, так же, как свою. Кажется, что и сердце на всех — одно. И матросы отдают сейчас частицу этого сердца боцману Небабе…

…Замерла, затихла бухта в ожидании торжественной минуты.

И вот она наступила.

На корабле, что стоял на рейде и держал флаг командующего эскадрой, ударил первый двойной колокол, и в то же мгновение запели рынды и на остальных кораблях. Медные чистые звуки взлетели над бухтой, как на крыльях чаек, уже носившихся в голубом небе.

На всех кораблях медленно и торжественно плыли вверх флаги.

Небаба обеими руками перебирал фал, а флаг, поднимаясь все выше и выше над его головой, трепетал на утреннем ветерке. Небаба чувствовал биение своего сердца и щемящую тоску в груди. Вот поднимет он корабельный флаг, попрощается с командой — и нет больше для него корабля.

Как будто и подготовился, знал ведь, что придется прощаться, но до сих пор представлял себе это неясно, а вот сейчас разлука стала реальностью… Он окидывал взором бухту, корабли, и не было для него ничего более родного, чем все то, что лежало сейчас перед его глазами. Словно с родным домом навеки прощался.

После подъема флага прозвучала команда «вольно».

— Иван Сергеевич, — обратился Баглай к Небабе, — прошу вас стать перед строем.

И сам стал рядом и заговорил о боцмане, о его безукоризненной службе, о заслугах перед кораблем. Закончил он так:

— Мне очень жаль расставаться с вами, Иван Сергеевич, да и команда всегда будет помнить вас. Примите от нас на память подарок, чтобы не забывали вы о корабле… — Юрий вынул из кармана боцманскую дудку и повесил ее на грудь Небабы.

Солнце засияло на ее плоских боках, заструилось по длинной золотисто-медной цепочке.

«Ну вот, теперь уже все…» — с грустью подумал Небаба.

Но вдруг послышался голос Лубенца:

— Товарищ лейтенант, разрешите выйти из строя и на минутку спуститься в машинное отделение.

— Разрешаю.

Вскоре Лубенец был уже на палубе. В руках он держал макет корабля. Бронзовый корпус. Металлические мачты и рубки. Ходовой мостик. Шлюпки по бортам, закрепленные на шлюп-балках. Якорные лебедки. Даже якоря в клюзах. Все было сделано изящно и мастерски точно.