Клавдия Лукашевич - Мое милое детство

Старушка входила на кухню умиленная, особенно после ласки дедушки. Мы видели слезы на ее глазах. Обращая взор то к кабинету, то к нам, она говорила:

— Голубчик мой!.. Сам-то чист душою, как дитя… Уж если сделать что для его мальчишек — больше радуется, чем для себя…

— Бабушка, откуда же у дедушки столько мальчиков?

— Это все беднота василеостровская… Знают, что он их любит, жалеет, прикармливает, учит… Вот и рвутся к нему…

— Чему же он их учит?

— Всему хорошему… И заступается за них… Да вот подрастете, сами поймете своего дедушку.

И мы, действительно, позже поняли его, и оправдали эту его слабость, которую так осуждала тетя Саша, — слабость чистой, глубокой души ко благу другого.

Хорошо, кому это дано Богом… Для того и жизнь полна и интересна. Для этого не надо, оказывается, иметь ни много свободного времени, ни богатства, ни уменья. Надо только иметь живую, отзывчивую душу…

Мои воспоминания о сером домике были бы не полны, если бы я не упомянула еще об одном обитателе — о Дуняше.

В то время это была молодая деревенская девушка, друг и участница проказ нашей мамы и ее любимица… Они вечно о чем-то шептались. Дуня готова была в огонь и в воду пойти за свою любимую «боярышню»… Она всегда говорила: «боярышня», «боярин», «боярыня». Вскоре Дуня перешла на житье к нам и прожила в нашей семье более 50 лет.

Дуня поступила к бабушке прямо из деревни, лет 15–16. Это была черноглазая веселая хохотушка, очень наивная и глуповатая. Ее грубый голос, неожиданные взрывы хохота раздавались весь день. При этом она пересыпала свой смех своеобразными возгласами:

— Ахти-тошеньки! Мати, светы мой! Ай да уморушка! Угомону нетути!

Тетю Сашу она постоянно выводила из себя. Действительно, она до глубокой старости сохранила этот раскатистый, грубый, неожиданный смех, похожий на возгласы: «Ги-ги-ги! Го-го-го!».

Дуняша была усердная, сильная, выносливая работница. С улыбкой, охотно, беспрекословно она делала все, что ей приказывали. Могла работать, не покладая рук, целые дни. За это, вероятно, и дорожила ею бабушка.

Но ее наивность доходила часто до смешного… Долго она путала, перевирала, смешила всех и особенно нас. Пошлют ее за мясом. Она влетит в часовой магазин, расхохочется, оглянется удивленно, увидит, что кругом часы, и все-таки крикнет:

— Давайте скорее мяса на котлеты…

Ну, конечно, все приказчики над ней смеются.

Пришла она раз в зеленную и, предварительно расхохотавшись, сказала:

— Посылайте скорее к нам Сергея и Петрушку!

Вышло недоразумение. Оказывается, ее послали купить сельдерей и петрушку.

Или, чуть не усмотришь за ней, она что-нибудь напортит, натворит беду от усердия.

— На месте маменьки я бы эту деревенскую дуру и часа не стала держать, — постоянно говорила тетя Саша.

Но в нашей старинной, патриархальной семье как-то развилось особое чувство привычки и привязанности. Все привязывались к квартире, к мебели и ко всем неодушевленным вещам… А уж к людям — нечего и говорить. Торговцы разные: татарин с халатами, мороженщик, селедочница, грибник и другие ходили к нам десятки лет… Мы знали их детей, внуков, обстановку жизни, интересовались их судьбою и делились, чем могли. Прислуга жила у нас почти всегда до смерти и становилась членом семьи.

Утренний рассвет зимнего дня уже пробился через синеватые шторы нашей детской.

Как хорошо просыпаться рано утром, — когда каждый день приносит какую-нибудь радость. Но еще отрадннее, не открывая заспанных глаз, знать наверное, что тебя сторожит чья-то неусыпная любовь, чувствовать, почти осязать чье-то дорогое, заботливое присутствие.

— Няня… Нянечка… Ты здесь? Ответ всегда один и тот же:

— Здесь, мое золотце!

Опять закрываешь глаза… Хочется, чтобы она заговорила, начала будить… Хочется услышать звуки ее тихого ласкового голоса… Еще потягиваешься, еще нежишься, хотя не видишь, но чувствуешь, что над тобой склоняется голова дорогой старушки в белом чепчике. Нянечка улыбается… Просыпаешься с ее приветом и засыпаешь с ее благословением. И так всегда, всегда…

Няня нагнулась, смотрит на меня с нежностью, гладит по голове, по спине и ласково приговаривает: