— Зато нас кормит гнилой картошкой и опилками. Колбасники проклятые! — коротко заметила Шура.
— Ты знаешь, — шептала Люся, — я смотрю на неё и представляю, — и сейчас вот, как закрою глаза, тоже представляю, — что это не Эльза Карловна, а знаешь кто?
— Кто?
— Паук. Пузатый, страшный, большой паук. Сидит этот паук недалеко от своих сетей и поджидает. Он знает: жертва попадётся в сеть. Тогда паук подползёт и будет сосать её, пока она не сдохнет. Вот так и Эльза Карловна. Ты посмотри, что нам дают. Уж я выбираю, выбираю, чищу, чищу эту гнилую картошку. Чуть в обморок не падаю, такая она вонючая. Есть эту похлёбку противно. Ты видишь, я почти не ем, а ребята и такой рады, добавки просят. — Люся перевела дух. — Так и будет сосать нас Эльза Карловна, как паук!
— Ничего, Люся! Наши всё равно придут, — тогда за всё отплатим.
— Придут? Ты веришь? — почти вскрикнула Люся.
— Верю. Если бы не верила, я бы не жила. — Голос Шуры дрогнул.
— Но почему же они не идут сегодня, сейчас?
— А может быть, и сейчас идут. Ты ведь не знаешь.
Долго об этом говорили, и Шура закончила:
— Дождёмся…
— Это верно, — согласилась Люся. — А-ах… хоть бы пришли поскорее! — Она прижалась к Шуре и крепко обняла её. — Вот тогда бы мы показали этой «фрау», этому Штейнеру, всем фашистам!
Сон, наконец, одолел девочек. Аня спала очень тревожно: вздрагивала, что-то бормотала во сне.
Работая с утра до тёмной ночи, девочки нередко так и засыпали, не успев закончить задушевный разговор…
Мальчики в этот день поздно вернулись с работы и улеглись, не зажигая света, уставшие и голодные. Им не спалось.
— С такой похлёбки чёрта с два работать долго сможешь, — начал Жора. — Просто из любопытства интересуюсь. Почему бы Эльзе Карловне не кормить нас хоть раз в неделю досыта? При таком питании как же можно с нас спрашивать работу!
— Думаешь, тебя спросят, сможешь ты работать или нет? — заметил Вова.
— Вот это да! Не будем работать — и всё тут! — горячо сказал Юра.
— Палкой заставят!
— А я — фюить! И нет меня, удеру!
— Куда?
— Хоть куда, а удеру.
— На тебе номер. Ни денег, ни документов, еды никакой, — рассудил Костя. — Поймают тебя где-нибудь, да и учинят такое, как над Толей. Слыхал? Из нашего барака мальчик.
— Это верно! — согласился Вова, испытавший на себе последствия неудачного побега. — Тут надо хорошо продумать, чтобы ни в коем случае не поймали.
— Номер я срежу, — упорствовал Юра.
— Это не поможет. Кругом чужие. Да ты представляешь ли, хоть куда идти?
— Вон в ту сторону, — Юра наугад указал в угол комнаты.
— Вот и неверно! — возразил Вова. — Там — запад. Солнце там закатывается, а ты и не заметил.
Все посмеялись над Юрой.
— Нам теперь всё надо замечать, — серьёзно продолжал Вова. — Может, и пригодится. Тут, брат, мамы нет, чтобы за тебя подумала. Самим надо и замечать, и думать.
Юра молчал. Он, действительно, напутал, и ему стало стыдно.
— А что, ребята, небось, есть хотите? — выручил Юру Жора.
— А ты, небось, супец мясной сварил? — спросил Костя.
— А вот я попробую что-нибудь — сообразить! — Жора встал, включил свет. — Стелите постели, я сейчас.
Жора вышел из комнаты, тихонько спустился вниз и, осторожно прижимаясь к стене, направился в угол двора. Ещё днём он заметил там жестяную банку. Банка оказалась на месте. Захватив её, Жора торопливо пошёл к сараю.
В коровнике было темно и сыро. Слышно было, как пыхтят, точно отдуваясь от жары, коровы. Вдруг раздались шорох и хлопанье крыльев. Жора вздрогнул. Пропел петух. Опять всё стихло. Жора ощупью, медленно шёл вперёд. Наконец он нащупал рукой низкий заборчик, кормушку: пошарив в ней, взял клок травы и вытер банку изнутри. Потом пнул ногой первую попавшуюся корову. Та нехотя поднялась, продолжая громко жевать жвачку. Присев на корточки, Жора нащупал сосок и, сжимая его пальцами, начал неуклюже тянуть вниз. Потянул раз, другой. Тёпленькая струйка молока брызнула на руку. «Получается!» — обрадовался он.
Постепенно Жора перебрал все соски, поднимая банку выше, чтобы молоко не пролилось мимо. Он чувствовал, как банка постепенно тяжелеет, и пальцами определил, что наполнил её чуть не доверху. «Вот угощу ребят!»
Обратно пришлось идти медленно, чтобы не оступиться в темноте и не расплескать драгоценное молоко. Не успел он добраться до лестницы, как послышался скрип. Жора замер. Старик-немец, задыхаясь и кашляя, поднимался по лестнице в их каморку.
«Ух, лунатик! Бродит по ночам, старый чёрт! — подумал Жора. — Что делать? Бросить банку? Ну нет, жалко».
Читать дальше