Аэродром оказался далеко от города. На Белорусский вокзал ехали автобусом — папе так и не удалось перехватить такси. Автобусом Юрка ездил не один раз, поэтому сейчас было ни чуточки не интересно. И на вокзале было неинтересно: народу много, все куда-то спешат, шум, гам, толкотня. И душно. И Оля капризничает. А мама нервничает, потому что папа ушёл за билетами и долго не возвращается.
Хотелось пить, но не решался тревожить маму. Она так измучилась с этой капризной Олькой... Всё-таки не выдержал:
— Мама, дай денежек, лимонаду попью.
— Только не смей мороженое брать. Простудишься.
Подходя к киоску, Юрка неожиданно встретил дядю Мишу, с которым они простились ещё на аэродроме. Обрадовался.
— Вы и дальше с нами?
— Нет. Сюда заскочил на минутку, товарища навестить. Попьём? Или, может, по мороженому на прощание?
— Мама не велит. Боится, что простужусь.
Дядя Миша купил бутылку лимонада.
— Отойдём-ка, Юрий Алексеевич, в сторонку. Держи стакан. Значит, вы отсюда прямо в Брест?
— Нет, в Белореченск. Там папу пошлют на службу.
— Выходит, ему дадут самолёт? Истребитель?
— Нет,— засмеялся Юрка.— Какой вы, дядя Миша, непонятливый. У моего папы на погонах не птички, а пушки. Он не лётчик, он — артиллерист, ракетчик.
— Извини, я в этом деле ничего не смыслю,— усмехнулся дядя Миша.— Папе твоему, наверное, здо-о-рово повезло, да и тебе тоже. Белореченск — красивый город.
— А нас в город не посылают. Папа сказал, будем жить в лесу на огневой позиции.
— Не совсем повезло,— сказал дядя Миша каким-то другим, не прежним голосом, и лицо его вдруг стало неприветливым, суровым.— Дельный ты парень, Юрка. Не понимаю только, зачем разболтал мне военную тайну? Ты — сын офицера и... ляпнул такое...
Юрка, чуть не уронив стакан, ухватился за рукав дяди Мишиной тужурки:
— Я больше никогда... Дядя Миша!..
— Верю,— уже помягче сказал дядя Миша и похлопал Юрку по плечу.— Не бойся, никому не скажу об этом. И ты держи язык за зубами. Теперь — прощай. Медведя-то береги. Занятная штука.
Юрка вернулся к скамье, на которой сидели мама и заплаканная Оля, и тоже присел — тише воды ниже травы. Как могло случиться, что он разболтал военную тайну? Может, всё-таки признаться папе? Нет, не надо. Во-первых, папа огорчится, что его сын такой болтливый человек, во-вторых — будет волноваться. Нужно молчать... А впредь, пока слово сказать, подумай, может, это слово — военная тайна.
Голова медвежонка выглядывала из авоськи. Юрка прикрыл её целлофановым мешком.
Вскоре папа вернулся с билетами. Объявили посадку, и Юрка успокоился.
Шли по длинному перрону под навесом — папа впереди с огромными чемоданами, за ним мама с Олей на руках, последним он, Юрка, с какой-то авоськой, бьющей по ногам.
В поезде им досталось отдельное купе. Папа забросил чемоданы на самую верхотуру, облегчённо вздохнул:
— Всё, азиаты, теперь не летим, а едем.
Юрка глядел на папу — высокого, сильного — и улыбался. Ему нравилось, когда папа говорил вот так — «азиаты». Оле всё равно, она ещё мало смыслит, а ему, Юрке, известно, что означает это слово. В их семье только папа — европеец. Его родина — Белоруссия. Мама жила в Сибири, в городе с названием — Камень-на-Оби. Он, Юрка, тоже родился в этом городе. Оля родилась на Дальнем Востоке, там, где папа служил потом. Вот и получается: папа — европеец, а они, все трое — мама, он, Юрка, и Оля — азиаты.
Папа снял ремень, расстегнул ворот гимнастёрки, присел рядом с мамой, прижав её голову к своей груди:
— Намучилась?
— Переживём.
— Ох уж мне эти женщины,— усаживая Олю на колени, сказал папа. На губах его блуждала улыбка.— Горе мне с вами.
Юрка этим словам не верил.
— Телеграмму дал?— спросила мама.
— Срочную. Проезжать там будем часов в пять утра. Слышишь, сын? К поезду выйдут встречать нас дедушка, бабушка и тётя Катя. Поезд на этой станции не останавливается. Просто увидим их в окно. Так что — будь готов.
Юрка долго не мог сомкнуть глаз. Вертел головой на тощей, как блин, подушке, глядел, отдёрнув занавеску, в окно. За окном была ночь, а в ней огни, огни, будто кто-то специально расставил на полях зажжённые свечи. .Жёстко постукивали на рельсах колёса, вагон покачивало. Оля спала, разметавшись на постели, мама и папа тоже спали. Юрка закрыл глаза и вскоре увидел дядю Мишу — человека со шрамом. Сдвинув брови, он грозил Юрке пальцем: «Зачем ты разболтал военную тайну?» Потом провёл рукой по лицу и снова погрозил: «Медведя-то береги! Береги, бе-ре-ги, за-а-нятная штука!..»
Читать дальше