Круговых Петрович - Юрка — сын командира

— Законно!

Молчание затягивалось, но ничего не попишешь, видимо, так надо.

На экране линия вдруг стала преломляться чётче, то вскинется горочкой, то упадёт и появляется уже в другом месте. Козырев, весь потянувшись к экрану, покрутил какие-то колесики и прошептал на ухо Юрке:

— Есть цель!

— Есть цель!— крикнул Юрка на всю кабину.

И — удивительно!— папа будто ждал этого, скомандовал:

— Сопровождать цель номер семь! Стартовая батарея — к бою!

Операторы приникли к экранам. Офицер наведения старший лейтенант (его Юрка заметил только теперь) снял телефонную трубку: «Батарея, к бою!» Застучал в пузырёк с тушью Шевченко и стал чётко выписывать на планшете цифры, только почему-то — наоборот.

— Зачем он так... перевёртывает?— забыв об уговоре, толкнул Юрка Козырева.

— Если планшетист напишет как положено, папе твоему, нашему командиру, придётся читать всё наоборот, ломать голову. У командира на это времени нету. Молчим, Юра!... А теперь доложи — цель применяет помехи.

— Цель применяет помехи!— громко «выдал» Юрка.

— Включить индикатор снятия помех,— тотчас грозно и громко скомандовал папа.— Сопровождать цель!

Юрка чуть ли не подпрыгивал от величайшей гордости: здорово, что он прибежал на ночные занятия, вон как хорошо помогает он папе!

Операторы, казалось, прилипли к экранам, наверное, нелегко и непросто сопровождать цель, применяющую помехи. А Козырев опять насторожился:

— Юра, есть цель!

— Другая, да?

— Конечно. Дублируй! Живо!.. Командуй: есть цель!

— Есть цель... другая!— выпалил Юрка.

— Цель номер семь входит в зону поражения.

Юрка продублировал и этот доклад, и тотчас папа подал команду — чётко и резко, будто не выговаривая слова, а обрубая их топором:

— Сопровождать цель номер восемь. Седьмую — уничтожить!

Доклады поступали один за другим, раздавались команды.

В кабине становилось жарко.

Время летело незаметно, и когда вдруг папа скомандовал: «Отбой!»— Юрка огорчился:

— Всё? Больше стрелять не будем?

— На сегодня хватит. Пойдём, сын, домой.

Юрка прижался к Козыреву, шепнул:

— Я буду приходить ещё, ладно?

— Конечно! Теперь ты — в курсе. И мне с тобой работать — прямо любота. Ну, беги, солдат!..

Наверное, наступала заря,— было холоднее, чем ночью. А может, так всегда бывает, когда выходишь из тёплого помещения наружу?

Юрка поёжился: бр-р!..

— Что,— спросил папа,— зябко? Ну-ка, босяк, седлай меня. Руки давай, руки!

— Папа, я ведь уже большой...

— Поехали...

Юрке было немного неудобно: такой верзила залез к отцу на спину,— но в то же время и приятно: вот так, «верхом», часто приходилось ездить на папе, когда он, Юрка, был ещё совсем-совсем маленьким...

— Ты уж в другой раз собирай всё заранее,— посоветовал папа,— а то, понимаешь, удрать и то не можешь по-человечески.

— Ага,— согласился Юрка.— В мундире и босой... Товарищ Петров я, что ли...

Когда приближались к проходной, Юрка попросил:

— Ссади меня, папа, пешком пойду. Часовой же увидит.

— Пожалуй, верно. Слезай.

Часовой им просто откозырял и ушёл в темноту, под ёлки.

Уже подходили к своему домику, когда папа сказал:

— Женщины наши, наверное, уже третий сон видят.

— А чего им? Спят себе...

— Давай зайдём тихо-онь-ко, чтоб ни дверь, ни половица не скрипнули.

— Ага. Подожди меня, папа, мне надо.

Юрка сбегал к придорожной ели, вернулся с вешалкой в руках.

— Что это?— удивился папа.— Ну-у, брат... А ты ведь сегодня не выспишься...

— Ничего, переживём!— солидно ответил Юрка.— Папа, знаешь, кем я стану, когда вырасту?

— Знаю. Собаководом.

— А вот и нет! Оператором, как Козырев. Или командиром, как ты...

— Что ж, неплохо. И оператором неплохо, и командиром. Ну, тихонько, солдат. И сразу — спать!..

Как ни был Юрка возбуждён, сон сморил его сразу. Но, засыпая, он всё-таки успел еще подумать: хорошо прошла эта ночь! А завтра опять будет хороший день — он встретится с Шахом, с Козыревым, с «дядей Стёпой», заберёт с поста Дункана и будет кормить его, а потом вместе с Шахом обучать приёмам сторожевой службы...

Пусть бы скорее кончалась ночь и наступал новый день!

Чистым и ясным было синее небо, казалось, недвижно стояли в нём редкие оранжево-белые облака, и там, прямо под ними, косяками летели на юг перелётные птицы.

На обочинах дороги кое-где ещё синели поздние цветы, ещё трава сочно зеленела на придорожных откосах, а редкие топольки уже стали терять пожелтевшую листву, и не сильный, но уже прохладный ветерок гнал её по дороге, по полю...