Айрин Хант - Недобрый ветер

Я знал, что мы беспомощны. Он мог наговорить на нас все что угодно, выдумать любую небылицу, представить хоть дюжину лжесвидетелей, заставить их быть с ним заодно. У меня чесались кулаки отдубасить его, но я вовремя спохватился. Он лжец и вор, но мы у него в руках. Подхватив коробку с ботами, мы вышли из лавки. Джой посерел; наверно, и у меня вид был не лучше. Я лишь разок оглянулся, хозяин, прищурив глаза, смотрел нам в спину с гадкой ухмылкой. Не сказан друг другу ни слова, мы поспешили убраться из городка. Уже на шоссе я взглянул на Джоя и увидел на его щеках слезы. Мм побрели по дороге, на сердце у меня прямо ковши скребли. Наконец я заговорил:

— Я во всем виноват, Джой. Если бы не расхвастался, мы могли бы заплатить за боты мелкими купюрами и у этого негодяя не возникло бы соблазна. Словом, я круглый дурак и заслуживаю такого пинка в зад, чтобы лететь отсюда до самой Омахи.

Джой, смахнув ладонью слезы, улыбнулся.

— Мне-то что обижаться? Ведь ты мне купил боты за двадцать долларов — у кого еще есть такие! — воскликнул он, подражая снисходительному тону Чарли.

Хорошо хоть, мы не разучились смеяться! Нет смысла горевать — потерянного не вернешь, — и я старался думать о чем-нибудь другом. Но время от времени мои кулаки сами сжимались и мне чудилось, как костяшки пальцев врезаются в гнусную рожу хозяина сапожной лавки. Несмотря на случившееся, мы все же были не столь бедны, как в иные времена. У нас оставался кулек с печеньем, который дала нам Эмили, мешочек орехов, а у Джоя набиралось четыре доллара с мелочью. Еще несколько месяцев назад это казалось бы нам огромным богатством. Миль десять мы проехали в грузовике фермера и еще пять отшагали пешком. К вечеру нам повезло: мы нашли подходящее место для ночлега. Это была сельская школа, витки дыма над трубой говорили о том, что в печи оставлен на ночь огонь. Если удастся проникнуть внутрь, мы сможем отдохнуть в тепле до утра. К нашей радости, дверь оказалась не заперта. Засов был сломан, но, видимо, никого это не тревожило. Вскоре мы поняли, в чем дело — внутри не было ничего, представляющего хоть малую ценность: десятка два парт, поломанных, обшарпанных, залитых чернилами, Еще тут был допотопный глобус, несколько обтрепанных учебников и щербатая доска, на которой, очевидно, рукой учителя было написано: «Приведите к общему знаменателю», а остальная часть задачки была стерта. Эта надпись вызвала у меня грустную улыбку, уж и не знаю почему. Класс выглядел неуютным. Представляю, как он надоел ребятам! Из любопытства мы обшарили все столы и парты, но ничего особенного не нашли. Кроме того, мы смертельно устали, поэтому, придвинув две парты к большой печи, мы уселись на них, протянув ноги к теплу. Достав четыре кругляша печенья и пригоршню орехов, мы поужинали, потом поговорили о том о сем, стараясь не касаться унизительного происшествия в сапожной лавке. Вскоре классная комната наполнилась мраком, и мы улеглись прямо на пыльном полу, накрывшись одеялом, которое подарила нам Эмили. Несмотря на заботы и неприятности, мы спали глубоким сном. С первым проблеском утра я проснулся и, тихо поднявшись, подошел к давно не мытому окну. Я долго стоял так, глядя на рассвет, стараясь привести в порядок свои мысли. Необходимо выработать какой-то план, денег Джоя хватит лишь на то, чтобы еще несколько дней не умереть с голоду; если повезет, днем будем ехать на попутных машинах, а ночь коротать где-нибудь в тепле. В конце концов, Небраска не так уж далеко, там мы разыщем Лонни, а Лонни не даст нас в обиду. Но тут мне пришло в голову, что нельзя же в один прекрасный день просто постучаться в дверь Лонни и сказать: «А вот и мы. Усыновите нас, пожалуйста!» Я не ребенок и понимал это. Мы должны каким-то образом доказать Лонни, что сами можем себя прокормить и нуждаемся только в его дружеском участии. Джой беспокойно заворочался и проснулся.

— Завтракать будем? — спросил он.

Какой-то миг я не знал, что ответить, потом сказал, что надо поскорее проваливать. Найдем что-нибудь съестное по пути.

Завтракали мы в следующем городке. Я заставил Джоя съесть яйцо с жареным хлебцем и выпить чашку горячего какао. Сам выпил одно какао, убедив Джоя, что не голоден. Человек, повинный в потере двадцати долларов, должен под тянуть ремень потуже.

Следующие несколько недель мы все больше брели пешком. Подвозили нас изредка, обычно в фермерских грузовиках. Иногда кто-нибудь вез нас целых пятьдесят миль, а раза два или три настоящий праздник — добрые водители угощали нас горячей сосиской или плиткой шоколада. И спали не на улице — то в подъезде какой-нибудь конторы, то в железнодорожном депо, а в теплую ночь — и в стогу сена; несколько раз нас пускали переночевать за двадцать пять центов, по деньги Джоя таяли на глазах, и мы стали беречь каждый цент — еда все-таки важнее, чем ночлег. Ветры дули все сильнее, снег становился глубже, и я беспокоился за Джоя. В штат Канзас мы пришли в феврале, и свирепая стужа легко могла свалить нас с ног — ведь мы недоедали и ослабли в дороге. Как ни странно, но Джой оказался выносливее меня. Ко мне прицепился кашель, который усиливался с каждым днем, и Джой потратил последние десять центов на лекарство. Когда мне бывало совсем невмоготу, Джой ходил просить подаяние один. Борьба за существование давалась нам труднее и труднее. И лишь та мысль, что с каждым днем мы все ближе к Лонни, поддерживала наш дух. Действительно, заветная цель приближалась, но мы платили за это дорогой ценой.