Лев Кассиль - Улица младшего сына

И полукруг парт двинулся с места: увлеченные рассказом пограничника, пионеры, сидевшие на передних партах, упираясь в пол ногами, придерживая руками снизу парты, стали толкать их вперед. «Заходи, заходи!» — командовал дядя Ким, отбежав к партам, и, сложив два кулака наподобие бинокля, осматривал оттуда район боевых действий. Потом он шагнул к столу. Руки его стали изображать то, что он видел через бинокль. Судорожными скачками, опираясь на вытянутые пальцы, руки изображали теперь мечущихся в панике самураев. А стол был уже окружен сдвинутыми партами. Одна рука дяди Кима свалилась со стола, вторая, зацепившись большим пальцем, повисла на минутку на краю, показались два болтающихся, как ноги, пальца — и последний самурай свалился с берега в воды Халхин-Гола.

— Сражение выиграно, берег очищен. Отбой! — объявил дядя Ким. И сел на стул, утирая лоб.

Все хлопали что есть силы. Каждый почувствовал себя на мгновение участником выигранного сражения. Посыпались вопросы.

Мальчики спрашивали о подробностях боя. Участвовали ли самолеты? Как называется самый сильный танк?

Девочки просили показать на карте место сражения, реку Халхин-Гол.

Подняла руку Светлана. Володя, пренебрежительно слушавший вопросы девочек, тут насторожился. Он побаивался, как бы Светлана, малосведущая в военных делах, не задала пограничнику какого-нибудь наивного вопроса. Ему было бы неприятно, если бы потом дядя Ким говорил: «А эта-то, с косичками накрученными, тоже туда же, спрашивает…»

— У меня есть такой вопрос к вам, — звонким голосом спросила Светлана. — Вот вы говорили о том, какие у нас герои пограничники, рассказали нам, как разведчики действовали, сказали, что разведчик должен с одного взгляда все увидеть, запомнить и понять. Значит, они должны быть очень культурными?

«К чему это она?» — подумал Володя.

— Ну, а как же, — отвечал дядя Ким. — Они должны быть люди знающие, иначе не разберутся ни в чем. Знания должны быть. И наша армия — культурная армия. Она много знает. И прежде всего хорошо знает, что она защищает.

— А скажите, товарищ, — продолжала Светлана, — как, по-вашему, может быть хороший командир-разведчик, пограничник, если он пишет с ошибками?

— С ошибками? — переспросил дядя Ким.

— Ну да… Допустим, хороший и способный пио… то есть командир, а пишет «живеш» без мягкого знака.

Тут все разом оглянулись туда, где только что сидел у открытого окна Володя.

Но Володи там уже не было.

Он не слышал, как ответил дядя Ким на предательский вопрос Светланы. Он и сам знал отлично, что в конце слова «живешь» надо писать мягкий знак. Вчера на письменной он просто поторопился и нечаянно пропустил эту букву. Ерунда какая! Как будто он сам не понимает таких простых вещей. Конечно, хороший разведчик никогда не должен пропускать и такой мелочи. Так, должно быть, и ответил дядя Ким. Но все же со стороны Светланы это было форменное предательство. Вообще последнее время Светлана стала вести себя очень странно. Когда они гуляли вдвоем по набережной или забирались на Митридат, она, хотя и шла всегда с таким видом, словно ей случайно оказалось по дороге, но слушала с интересом все, что говорил Володя, расспрашивала о делах «юасов», отвечала внимательно и с участием. Но стоило только подойти подругам или ребятам из их класса, как она сейчас же начинала дерзить, говорить колкости, всячески старалась поставить Володю в смешное положение, вышутить его. Вся она при этом становилась какой-то колючей, заострялись и нос, и подбородок, и плечи, и локти: не подходи — уколешься.

А Володя-то, Володя так доверял ей! Он ей даже рассказал про надписи в каменоломне и обещал как-нибудь устроить через дядю Гриценко, чтобы можно было пойти посмотреть тот знаменитый шурф, закрытый теперь решеткой. Он считал, что Светлана — единственная из девочек, которая могла бы понять все, что пережил он с Ваней Гриценко, впервые увидев в подземелье отцовскую отметинку на камне.

И даже соображениями о новой рекордной модели, которую достроил сейчас Володя, поделился он со Светланой. И вот на тебе!.. Подвела при всем честном пионерском народе. Хорошо еще, что рядом было открыто окно, а класс помещался на первом этаже… Дядя Ким, вернее всего, даже не понял, к чему был весь разговор…

Придя в «ЮАС» и просмотрев работы новичков, к которым он теперь был приставлен уже инструктором, кое-кого похвалив, кое-что исправив, сделав нужные замечания, Володя отправился к своему столу. Над ним парила подтянутая к потолку, уже совершенно готовая, великолепная модель, о которой он только вчера с таким увлечением рассказывал Светлане Смирновой. На фюзеляже изящной, крупной узкокрылой модели, представлявшей собою чудо «юасское», он еще вчера после прогулки со Светланой вывел красной лаковой краской: «С+С». И в журнале «ЮАС» было записано, что инструктор В. Дубинин закончил опытную модель индивидуального типа — «С+С». Это должно было означать: «Сверхскоростная». Так объяснил всем Володя. Что это обозначало на самом деле — мы сохраним в тайне.