Лев Кассиль - Улица младшего сына

— И танков хватает, — заметил Важенин.

— Командир здесь? — спросил у Гриценко Шустов.

— Вниз ушел, в штаб.

Оба разведчика двинулись к стволу шахты, где ходила клеть.

… Тишина была в затемненном поселке, только со стороны Камыш-Буруна, откуда прежде, бывало, глухо доносился мягкий рокот прибоя, слышались выстрелы и раскаты взрывов.

И вдруг на темной улице, недалеко от входа на шахтный двор, внятно раздалось:

— Говорит Москва!

И у последнего громкоговорителя, еще не снятого со столба, в темноте собрались жители поселка. Хлопали калитки, двери: люди выбегали из домов. Володя и Ваня также бросились туда.

Гул взрывов, пушечной пальбы и частых винтовочных выстрелов со стороны моря и Камыш-Буруна нарастал. Люди прикладывали ладони к ушам трубкой, чтобы лучше было слышать передачу из Москвы. Когда раздавался какой-нибудь уж слишком громкий взрыв поблизости, досадливо отмахивались. И в холодный ветреный мрак военной ночи, сквозь треск и грохот близкого боя, вошли из дальней дали несшиеся слова октябрьской Москвы:

»… продвигаясь в глубь нашей страны, немецкая армия отдаляется от своего немецкого тыла, вынуждена орудовать во враждебной среде, вынуждена создавать новый тыл в чужой стране, разрушаемой к тому же нашими партизанами, что в корне дезорганизует снабжение немецкой армии, заставляет ее бояться своего тыла и убивает в ней веру в прочность своего положения…»

И люди, стоявшие в темноте у столба под рупором, в эти минуты, казалось, не слышали зловещего грохота приближавшегося боя, не слышали свиста проносившихся невдалеке снарядов… Они внимали только словам Москвы да слышали еще биение своих разгоряченных сердец, заново согретых великой надеждой.

Москва замолчала. Шорох необозримого пространства потек из невидимого в темноте рупора. Уже стали расходиться люди, но опять что-то звонко щелкнуло в громкоговорителе, и женский голос, такой громкий, что чувствовалось — это говорится где-то рядом, — медленно и печально сообщил:

«Внимание! Говорит районный радиоузел. Всем, всем! Граждане, через пять минут мы временно оставляем поселок Камыш-Бурун. На этом узел свою работу заканчивает до освобождения от захватчиков. Смерть немецким оккупантам!»

Щелкнул рупор. Из него, казалось, расползалась мертвая, черная пустота. Она закралась во многие сердца, и даже у самых смелых в эту минуту похолодело в груди. И захотелось людям скорее к свету, к теплу огня и прочной человеческой дружбе, чтобы ощутить рядом со своим плечом крепкое плечо верного боевого товарища и не чувствовать себя потерянным в этом мрачном, опустевшем мире, в который уже входили свирепые обидчики.

У входа в каменоломни, где чуть-чуть мерцал прикрытый сверху широкой ладонью командира карманный фонарик, партизаны обступили Зябрева. Пролезли туда и Ваня с Володей. Мальчики услышали чистый и звучный голос командира:

— Сейчас вернулась наша разведка — Шустов и Важенин. Враг у Камыш-Буруна. Назначаю на завтра уход вниз. Сообщить немедленно всем, кто размещен или живет в поселке. У всех ходов поставить усиленные караулы. Завтра на рассвете, в семь ноль-ноль, взорвать вход в главный ствол. Товарищу Жученкову обеспечить согласно указаниям…

— Уже обеспечено, — раздался в темноте деловито-мрачный голос Жученкова.

— Еще раз повторяю: проверить, кто из личного состава еще наверху. Всем приказываю на рассвете перейти в каменоломни. И с того часу ни одного человека на поверхность не выпускать без моего разрешения. Всем ясно? Есть вопросы?

Володя, по-школьному подняв руку, тянулся к командиру:

— Разрешите?

— Кто это тут? — Командир наклонился и осветил фонариком лицо зажмурившегося Володи. — А-а, пионер, что скажешь?

— Разрешите нам сейчас пойти с Ваней?

— Кто же вам запрещает, вы ж пока еще на поверхности. Вот спустимся, тогда уж кончено дело, шабаш: сиди и не высовывайся.

— Товарищ командир, мы вот что хотели… Мы там в поселке склад один приметили. Там раньше часовой стоял, а теперь никого нет. Мы полезли туда посмотреть, а там гранаты лежат. Надо их захватить сюда, а то они фашисту достанутся.

— Хо, ты глазастый! Не зря про тебя Гриценко говорил. А то верно гранаты? Глаза-то у тебя не больно велики со страху? Может, там баклажаны или веретена лежат?

— Да нет же, самые настоящие гранаты, «ЭФ—1». Что я, не знаю! Вот спросите Ваню.

— Ну, раз сам Ваня подтверждает — все! — усмехнулся в темноте командир. — Против такого авторитета я, конечно, уже пас! Вы дорогу сможете показать?