— Мал уж больно, — проговорил высокий. — Так-то парень, вижу, ничего, да мал.
— Где ж я мал?! — Володя сразу взвился на скамейке. — Это я только ростом так задержался, а мне уж в августе месяце на пятнадцатый год перешло.
— Да ты на цыпки-то не становись, — сказал дядя Гриценко, заглядывая под стол на ноги Володи. — И так ты парень собой видный, что говорить.
Гость рассмеялся хорошо и раскатисто. Так блеснули его белые зубы, такую славную возню учинили смоляные искорки в глазах гостя, под тесно сведенными прямыми бровями, что даже Володе самому сразу стало весело.
— Ну, доброй ночи вам, — промолвил гость, вставая. Он потянулся, хруст пошел по его большому и сильному телу. Ударил фуражкой о ладонь, с размаху надел ее на голову, попрощался и в дверях вдруг совсем по-мальчишески, озорно подмигнул Володе: — Ладно, поглядим. Мать-то отпустит?
И, наклонившись, не дожидаясь ответа, распахнул дверь, шагнул в черный провал ночи.
— Дядя, это кто был? — спросил Володя.
— Эх ты, не разобрался! — сказал Ваня, все время смирно сидевший поодаль. — А тоже говорит, я все знаю…
— Ну ты, цыц! — пригрозил ему отец. — Болтать больно стал! — Он помолчал, посмотрел на Володю, потом покачал головой: — Да ладно уж, скрывать тут нечего. — И он сказал с солдатским уважением: — То сам командир был наш Зябрев Александр Федорович!
Вернувшись в город, Володя наутро пошел проститься с Юлией Львовной и Светланой.
— Здравствуй! Мама дома? — спросил он у Светланы, входя в темную кухоньку учительской квартиры.
— Дома я, дома! — раздалось откуда-то из-под потолка, и Володя, взглянув наверх, увидел Юлию Львовну: она стояла на лесенке, прислоненной к стене. Володя, еще не приглядевшись со света, не заметил ее. — Электричество вот чиню, — объяснила Юлия Львовна сверху. — После той бомбы все у нас разладилось. Отовсюду дует, двери не закрываются. И вот опять с пробками что-то… Полчаса уже бьюсь.
— Юлия Львовна, вы оттуда слезайте, — предложил Володя, — я вам это в два счета…
— А умеешь? Мне помнится, ты больше занимался обратным: пережигал пробки, оставлял всех в темноте.
— Это когда еще я неученый был совсем.
— Ну, действуй, ученый, — сказала Юлия Львовна и легко спустилась с лесенки.
Володя мигом взлетел на верхнюю ступеньку. Пристроился удобнее. Пощупал пробки в предохранителе, вытащил из кармана, где у него хранилась всякая техническая мелочь, тоненькую проволоку, навертел на карандаше «жука». И вмиг вспыхнула, мигнула разок и засияла лампочка в коридоре, осветились комнаты, где до этого было темно — из-за фанеры, вставленной в окна вместо выбитых стекол. Медленно налились огнем спиральки на электрической плитке, и Володя так величественно сошел с лесенки, словно был оратором, спускавшимся с трибуны, либо статуей, сошедшей с пьедестала.
— Вот и весь разговор!
— Смотри, какой ты мастер, Дубинин! — похвалила Юлия Львовна. — Мастер — золотые руки.
— Ну, пустяк дело-то, — поскромничал Володя.
— Ну, как тебе сказать… Все-таки это еще одно лишнее доказательство, что учение — это свет, и даже электрический, а неучение — тьма, и во всей квартире, — пошутила Юлия Львовна. — Правда, Светлана?
— Я это тоже умею, — Светлана обидчиво повела плечом, — только ты мне никогда не даешь доделать.
— Да я что-то не верю в твои технические таланты.
Володя, гордый тем, что его технический талант был по достоинству оценен, уже привинчивал оторванный шпингалет на окне. Потом он подстрогал ножом порог, и дверь стала закрываться, как прежде. Он законопатил щель в другом окне, исправил поломанный табурет, нашел какие-то неполадки в отлично действовавшей плитке и вообще развил такую бурную деятельность, что Юлия Львовна вежливо взяла у него из рук электрическую плитку и сказала:
— Ну, захлопотался совсем! Спасибо тебе, Дубинин.
А Володя все откладывал разговор, ради которого он, собственно, и пришел сегодня к учительнице. Он топтался у стола, оглядывая потолок с треснувшей и кое-где отвалившейся после бомбежки штукатуркой, искал, чем бы еще можно было заняться тут. Ему хотелось оставить здесь добрый след…
Светлана заметила его замешательство:
— Что ты сегодня, Володя, такой?
— А что, какой? Самый обыкновенный.
— Ну брось, пожалуйста, я же вижу. Володя спросил тихо:
— Света, а вы с мамой никуда не уезжаете?
— А куда ж нам ехать? На Тамань, говорят, уже опасно: пролив бомбят. Вчера шаланду с эвакуированными утопили. Нет, мы уж тут как-нибудь с мамой…
Читать дальше