Галина Ширяева - Земля лунной травы

И тогда Наташа тоже усмехнулась ей в лицо. Потому что тоже узнала теперь о ней кое-что!

Только одной Наташе хорошо был знаком косящий Алин взгляд. Только она одна из них троих на дороге поняла сразу, на кого смотрела Аля, кому она кричала: «Беги! Спасайся!» Это она Виктору кричала, увидев нож в его руке, а на земле окровавленную Райку!

Это она Виктору кричала, решив, что Виктор ударил Райку ножом…

Еще ничего не поняв, ни в чем не разобравшись, не раздумывая, Аля встала на сторону смерти! Как встала на сторону смерти тогда — ожидая, когда умрет отец.

— Жаль, что не нужен. С собой теперь этого деда тащить придется. Тяжело. И дождик опять собирается. — Аля глянула вверх, в небо, затянутое тучами. — Ладно. Донесу как-нибудь.

— Донесешь, — сказала Наташа пересохшими губами и тоже посмотрела в темное небо над лесом — туда, где вечером, как всегда, должны были пролететь тяжелые сумрачные птицы. Донесешь. Своя ноша не тянет…

— Ну ладно, — проговорила Аля и взглянула Наташе прямо в лицо. — Ладно. Я пошла. Я опаздываю.

— Иди! — сказала Наташа.

Аля повернулась и пошла прочь, через лес, раздвигая руками, в нетерпении даже обламывая, если мешали, сухие ветки слабых осин на бугре — чтобы не опоздать…

Сквозь набежавшие слезы Наташа видела темную удаляющуюся Алину фигуру за осинами и кустами смутно — так же, как тогда ночью краем глаза видела очертания черных лесных крон на фоне чужого неба. И она знала: сейчас эта темная фигура скроется, исчезнет, как вчера на сумрачной тропинке посадок. Она сжала ладони так, что стало больно рукам… Но что они могли сделать, эти руки, еще совсем недавно казавшиеся ей такими сильными, что можно было удержать ими летящий под откос поезд! И вот он летит, летит под откос, а она ничего не может поделать!

Она слышала, как шелестят осины на бугре, видела, как уходит, исчезает за ветвями и стволами леса темная смутная фигура, и в горьком отчаянии не шевелилась, давая возможность уйти Але совсем. Навсегда. Ей нечего было сказать Але. Ей нечем было ее остановить!

Она уходила от Наташи, уходила навсегда в тот раскаленный бесцветный от зноя страшный день, принять который в свою жизнь Наташа не могла…

Через несколько секунд, уже на дороге, Наташа вдруг почти в панике заколебалась и хотела снова взбежать на бугор, догнать уходящую Алю, окликнуть ее. Или хоть оглянуться ей вслед.

Но она справилась с собой. Не оглянулась.

И в этот момент из леса на дорогу выскочила Райка. Испуганно оглядевшись по сторонам, она перебежала дорогу и снова исчезла в лесной чаще, на этот раз по другую сторону дороги. Бедная Райка совсем ошалела, спасаясь!

Лес, конечно, проглотил, слопал, рассосал бы Райку, если бы Наташа не догнала ее через сотню шагов на маленькой круглой поляне, заросшей мелкой, уже пожелтевшей травой и редкими полуосенними цветами.

— Сумасшедшая! Куда ты? Запыхавшаяся Райка растерянно остановилась.

— Так кричали же…

— Да не тебе кричали!

— А кому? — В Райкиных глазах был страх. — Кому кричали-то?

— Да ты посмотри лучше, на кого похожа!

Только теперь Райка наконец-то глянула на свою лапшовую кофту.

— О-о-о!

— Не реви! Отмоется! — сурово и горько напомнила ей Наташа одну из великих бабушкиных истин. — Своя кровь отмоется. Это чужая не отмывается.

— Да-а! — всхлипнула Райка. — Кровь-то моя! А кофта заграничная… Небось не отмоется, с заграничной-то… О-о-о!

— Нечего было к Витьке лезть! Зачем к нему привязалась?

— Я не привязывалась. Он сам.

— Что — сам?

— Позвал.

— Куда?

— До станции.

— Зачем?

— А там кино новое. А вечером танцы, говорят, будут!

— И ты сразу пошла?..

— А что? Почему не пойти? Раз зовут.

Наташа даже вздрогнула — так четко и ясно услышала она в этой Райкиной фразе то равнодушное, Алино…

Именно эту фразу произнесла тогда Аля — в тот вечер, когда Наташа поняла, что Аля убила в себе что-то. То, что не смогла убить в себе Наташа.

И вот теперь Райка повторила эту фразу слово в слово, с той же, уже почти равнодушной, мертвой интонацией в голосе…

— Ты чего?! — Райка не сразу сообразила, что Наташа дала ей оплеуху. — Ч-чего это ты?..

— А ну, пошла вон! — крикнула Наташа. — Вон! И чтобы духу твоего здесь не было!

Оплеуха наконец-то до Райки дошла.

— Дерется! — закричала она возмущенно, неизвестно кому жалуясь.

Ни одна ветка, ни одно из деревьев, для которых Райка всегда была своей, которых она так бесцеремонно шлепала по сильным стволам, не пошевелились и не подумали отозваться на ее жалобу.