Юрий Сальников: БУПШ действует!

Целую неделю у нас был сплошной разброд, все ходили в Главных Командирах и друг другу не подчинялись. Тогда Борис сказал: «Вот что, ребята. Довольно кутерьмы. Можете оставаться Главными Командирами, но пусть будет общий Совет, и я буду вашим Главным Командующим». На это мы согласились. И так начали жить — с утра до вечера сражались на улице, мастерили сабли, пистолеты, а собираясь на Совет Командиров, рассказывали кинофильмы про войну.

А пионерского поста не было. Вот тетя Варя и сделала выговор.

Когда она ушла, Вика начала оправдываться перед нами:

— Легко ей говорить! А как тут пост откроешь, если никто не хочет, и помещения нет, и вожатая не идет? — В общем, заныла, как уже много раз.

И мы молчали, потому что нам казалось — она права.

Но Люська опять заговорила:

— Нет! Ты виновата. Если тебе поручили, надо добиваться.

— Значит, по-твоему, я бездельница, да? Да сама-то ты кто? — Вика встала перед Люсей, подбоченившись. — Приехать не успела, а уже критику разводишь? Госпиталь придумала и воображаешь, да?

Это было совершенно неправильно — и про госпиталь, и про «воображаешь». Но мы не заступились за Люську. Я, например, не мог простить, как она меня по-всякому обозвала. Только Люська нисколько не растерялась, а заступилась сама за себя. Встала тоже руки в боки и ответила:

— Я сюда жить приехала и, значит, могу критику разводить, если что не нравится, чтоб лучше было, а не хуже!

— По-твоему, я хуже хочу? — не отступала Вика.

— Не знаю, чего ты хочешь, но о посте не заботишься! — отрезала Люська.

Я думал о Вике тоже так, но всем нам вдруг показалось обидным, что Люська нападает на Вику — как-никак, а Жигалова была у нас председателем совета отряда целый год. И ничего — жили.

Мы не выдержали и начали кричать на Люську:

— Заботится, не заботится — не твое дело! А не нравится, так тебя не звали! И можешь уезжать, откуда приехала!

Громче всех, конечно, старался Назар Цыпкин:

— Думаешь, легко пост открыть, да? — Он тряс перед Люськой своим фотоаппаратом. — Легко указывать, а ты сама попробуй!

— Правильно! — подхватили мы. — Сама попробуй.

В общем, напустились на нее, а Вику-Жигу защитили; И вроде улицу свою тоже. Потому что все наши порядки казались нам хорошими и правильными.

Видя, как дружно мы на нее насели, Люська присмирела и нахохлилась. Уселась на бревна и постреливала то в одного, то в другого своими огромными серыми глазищами.

А мы скоро выдохлись и замолчали. Я думал, что сейчас Люська начнет подлизываться. Но она негромко, но твердо сказала:

— Вот и попробую. — И вдруг ни с того ни с сего спросила: — Скажите, ребята, а почему Борис такой грязный? И с матерью грубый?

Вика насмешливо передернула плечами.

— Что это ты заинтересовалась Черданцевым? — пропела она. — Понравился, да?

Мы засмеялись. Только я вспомнил, что Борис, наверное, ждет нас, своих Главных Командиров. Я вскочил, кивнул своему овраженскому тезке, и мы побежали.

Только Бориса мы нигде не нашли. Даже в гараже!

Есть у нас такое местечко…

Наверное, мне сразу нужно было начать с этого… Недаром ведь взялся я за дневник из-за Люськи: она уже два раза была поймана около нашего тайного убежища. Первый раз ее засек Рудимчик. А через день — я. Это было, когда мы как раз собирались на свой Совет Командиров. Я подошел к гаражу, осторожно оглядываясь. И вижу: по пустырю прохаживается Люська — туда-сюда. Будто ни в чем не бывало — взад и вперед. А сама глазищами в мою сторону зырк, зырк!

Я не стал расспрашивать, что ей здесь надо, погнал — и все. Она убежала. А я, еще раз осторожно оглянувшись, прошмыгнул сквозь кусты сирени.

Дело в том, что гараж мы заняли тайно. И об этом никто не должен знать. А тем более хозяин — усатый пенсионер Демьяныч, который всегда сосет свою трубку.

Дом Демьяныча на Овраженской улице самый последний. Дальше идет пустырь. И овраг. Вот с задней стороны Демьянычева двора и пристроен к забору гараж — большущий сарай из досок, с плоской железной крышей. Огромные ворота с двумя створками выходят на пустырь. Когда-то в гараже стояла машина, но уже давно в нем ничего нет, кроме разного хлама. И дорожка из гаража заросла густой травой. А ворота заперты наглухо — на них висит заржавленный замок.

Мы, конечно, в ворота не входим. Проломили две доски и ныряем под куст сирени, можно сказать — вползаем на животах.

Открыл это место Борис. Он привел нас сюда, когда образовывался Боевой Совет Главных Овраженских Командиров.