Юрий Сальников - БУПШ действует!

Мне объяснили, что эту доску придумал рыжий Серега. Он приходил ненадолго, просто проведать. А Тима предложил организовать агитбригаду. Ей дали название: «Ура-бригада» — Уличная ребячья агитбригада.

Назар как раз писал объявление: «Прием артистов».

Когда артисты приготовят номера, мы дадим на улице большой концерт. И это будет не просто концерт, а торжественный бупшинский праздник. Так сказала Римма. Это тоже всем понравилось.

Прибежал нарядный Сашуня. Его сделали начальником отдела кадров. Он принес потрепанную конторскую книгу. С одной стороны все страницы были заполнены цифрами, а с обратной оставались чистыми. Сашуня перевернул книгу вверх ногами и вывел на корочке большими буквами: «Учет кадров». Так ему велела Вика.

Она всем говорила:

— Учет — это главное. Докладывайте мне обо всем, что сделали.

Я доложил ей, что скамеек с отломанными досками на улице три. Вика сразу схватила мел и проставила на доске «Сегодня требуются» цифру 2 в графе «Плотников…» И начала срочно подыскивать «рабочих». Она мобилизовала овраженского Гошку и Назара Цыпкина.

— А у нас нет инструмента и материала, — сказал Адмирал.

— Подладьте кирпичом или камнем, — сказала Вика. — Только потом обязательно покажите работу хозяевам, чтобы дали справку.

— Какую еще справку? — засмеялся я.

— За выполненную работу надо всегда отчитываться.

«Бригада плотников», состоящая из овраженского Гошки и Назара Цыпкина, отправилась прибивать скамеечную доску.

Я подошел к гаражу и потрогал краску на полу. Она уже совсем подсохла. Я сбросил тапочки и осторожно ступил босыми ногами на порог, потом пересек комнату. Ногам было шелковисто и прохладно. Можно вселяться!

И все же мне стало немного жалко наш старый гараж, тот самый, который стоял под огромным замком, — темный, щелястый и пыльный. Наверное, всегда жалко, когда что-нибудь проходит. Я об этом где-то читал. Поэтому если это и хорошая мысль — она не моя.

А еще у меня снова появилась мысль о Борисе. Я даже не знаю, как ее считать — хорошей или нет, потому что мне сделалось грустно. От хороших мыслей, я думаю, должна появляться радость. А тут мне стало не по себе, словно я потерял что-то дорогое. Я смотрел на ребят, которые суетились, таская в БУПШ вещи, и мне стало грустно, что я не вижу среди них Бориса.

Может, от этого и вспомнился старый гараж?

И мне очень захотелось, чтобы Борис был с нами.

Где он сейчас?

Я тихонько ушел от ребят и два раза промаячил мимо домика Черданихи — крохотной развалюшки, перед которой даже нет цветов. Из голой утоптанной земли растет один-единственный тополь. На третий раз я с опаской постучал в калитку, но мне откликнулась лишь собака, тощая и злая.

Я постоял, подумал и пошел к Люсе.

Но попал к ней не сразу…

На углу Карамзинского переулка я услышал шум. Машина-трехтонка, придвинутая к чьим-то воротам, перегораживала тротуар. Ворота были раскрыты. В кузове машины стоял бородатый мужчина в синей майке, в соломенной шляпе и сбрасывал на землю, прямо во двор, коротенькие белые плашки — дрова. Другой, в тюбетейке, вероятно, шофер — привалился к дверце кабины, заложив ногу за ногу, и покуривал папиросу. Вокруг него-то и шумела толпа ребят — Рудимчик и его дружки.

Рудимчик, размахивая руками, кричал:

— Все равно ответите, все равно!

Курильщик, посмеиваясь, пускал дым, а дружки Рудимчика отчаянно наседали на него, тоже размахивая руками и показывая куда-то под ноги. Я взглянул туда и увидел: около машины лежало сломанное деревце. А от огромных колес, глубоко врезавшихся в землю, тянулись две колеи с раздавленными анютиными глазками.

— Пойдемте, пойдемте, дяденька, — звал Рудимчик шофера, но тот отмахнулся:

— Отстань! — И полез в кабину. Должно быть, ему надоел этот галдеж. Ребячьи приставания он не принимал всерьез.

Но Рудимчик храбро ухватился за пыльную брючину:

— Дяденька…

— Отстань, говорю! — уже разозлился шофер.

Я бросился на помощь. Конечно, с мелюзгой он может не посчитаться, будь у них хоть сто зеленых повязок, но ведь они не в игрушечки играют! Только не успел я подбежать, как с другой стороны машины, из-за кузова, выскочил Борис.

— Эге-гей! — крикнул он шоферу. — Полегче! Шофер окрысился:

— Тебе еще что надо?

— А не будете ломать! — крикнул я.

Рудимчик и его дружки, обрадованные подкреплением, наперебой зачастили:

— Ломать — его дело! А отвечать не хочет. Мы его к тете Варе хотим, а он не идет.