Анне-Катрине Вестли: Аврора и Сократ [Повести]

Когда они приехали домой, говорить шёпотом больше не требовалось. Они говорили свободно, как всегда, и Сократ пел колыбельную, укладывая помазок для бритья в постельку. И вот, когда он уложил помазок на ночь, Аврора вдруг вспомнила. Она потянула папу в коридор и там спросила:

— Спроси, пожалуйста, кто эта девочка, которая висит здесь на картине?

— Хорошо, — сказал папа. — Я спрошу.

— Дат бен ик, — ответила фрёкен ван Гиннекен, и Аврора поняла, что она сказала «Это была я».

И тогда Аврора взглянула на маленькую девочку с длинными кудряшками по-другому.

На следующее утро, когда мама собралась ехать в Гаагу, она спросила фрёкен ван Гиннекен, не поедет ли она с ней, ведь обе они работали в Гааге. Сократ давно привык, что мама уезжает от него на работу каждое утро, но неожиданно воспротивился тому, чтобы от него уезжала фрёкен ван Гиннекен. Он схватил её за руку и пытался задержать и оставить дома.

— Гиннекен! — закричал он, забыв обращение «фрёкен» и «ван». — Ик хет Сократ.

Он, наверное, решил, что, если заговорит по-голландски, его желание тут же исполнится.

— Гиннекен скоро вернётся, — сказала Аврора. — Она приедет домой к обеду.

Услышав это, Сократ остался доволен, но более всего осталась довольна фрёкен ван Гиннекен. Потому что никто ещё в её жизни не плакал из-за того, что она утром должна была уезжать на работу.

— Она совсем не мрачная, — сказала Аврора, когда Гиннекен с мамой уехали. — Где ещё я найду такую же мрачную даму, с которой будет так интересно играть, когда пойдёт дождик?

— Может, ею будешь ты, Авророчка, — предположил папа, — потому что такой мрачной дамы, как ты сейчас, я ещё не видел.

И мама, и папа, и Аврора обрадовались тому, что Сократ перекрестил фрёкен ван Гиннекен просто в Гиннекен, дав ей простое и незамысловатое имя. И он почти так же полюбил её, как свой помазок для бритья. Но больше всего в тот день он радовался, что и он, и Аврора, и помазок поедут вместе с мамой и Гиннекен в Гаагу.

Они встали рано утром, маленькая синяя машина уже привыкла к высокой даме и повезла её как ни в чём ни бывало. То же самое касалось и мамы, хотя она повела машину в самый что ни на есть час пик. Аврора смотрела на другие автомобили, на маму и на папу — и ненадолго задумалась.

Папа не любил водить машину в Голландии, так ведь он говорил сам, и мама тоже говорила, что этого не любит, но теперь со временем привыкла…

— Ты ещё к этому не привык, правда? — спросила Аврора папу.

— К чему именно?

— Водить машину в Голландии, хотя ты водил её и в Германии, и в Дании, и в Норвегии.

— Если бы папа владел машиной один и ездил бы на ней на работу каждый день, ему бы казалось, что всё так и должно быть, — сказала мама.

— А ты никогда ничего не боишься, мама?

— Боюсь. Я ужасно, ужасно боялась, когда приехала одна в большой аэропорт, который называется Схипхол. Я совсем не знала, куда мне нужно идти, и всё казалось мне каким-то чужим.

— Как раз сегодня мы туда и поедем, — сказал папа на ухо Авроре, когда они, попрощавшись с Гиннекен и мамой в Гааге, сели на автобус, который отправлялся в аэропорт.

— Стоит ли нам говорить всем, что мы из Норвегии и немного всего боимся? — спросила Аврора.

— Да, — сказал папа, — мы войдём в это большое здание, и вон оттуда выйдут люди, которые только что прибыли на самолёте. Вон там они проходят паспортный контроль. А мы будем ждать здесь.

Аврора подумала, что она словно бы только что прибыла в аэропорт и была одна, точно как мама в тот раз, но ей ни в коем случае не следовало бояться, потому что они только играют в аэропорт и никто не подозревает, чем занимаются здесь папа, она и Сократ. Они проследовали за другими к одной из лент с чемоданами. Неудивительно, что мама так потерялась среди многих широких транспортных лент и чемоданов на них.

Люди забирали свои вещи, и папа с Авророй тоже как будто взяли один чемодан. Кстати, один человек так странно на них посмотрел, и папа сказал:

— А сейчас я думаю, нам нужно зайти в этот зал, где сидят те, кто собирается улетать.

— Мы опять будем играть? — спросила Аврора. — В то, что собираемся лететь?

— С помазком? — уточнил Сократ.

— Я думаю, нам стоит перекусить, — предложил папа, — потому что наш самолёт полетит не так уж скоро.

Он сказал это так небрежно, что Аврора почти поверила, что они по-настоящему полетят.