Любовь Воронкова - Детство на окраине

— Пойдем, хозяин! — повторил мастер.

Он нахлобучил хозяину на голову картуз, взял под мышку туфли. И они оба, ни на кого не глядя, ушли, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла.

И сразу все изменилось. Лук-Зеленый поднял голову, улыбнулся и весело подмигнул девчонкам своим припухшим заплаканным глазом. Такой уж он был неунывающий парень!

Мать тоже встрепенулась. Она встала, сбросила с плеч платок, распахнула дверь на улицу. Жаркое дыхание раскаленной булыжной мостовой медленно вошло в комнату. И словно еще сильнее запахло старой обувью и варом и еще безобразней выглянули на свет грязные стены с голубоватыми порванными обоями.

Соня поднялась и перевела дух. Она поглядела на Лизку. Лизка сумрачно теребила свою куклу и часто-часто моргала белесыми ресницами.

Мать подошла к зеркалу, распустила свои длинные такие же, как у Лизки, белесые волосы и стала причесываться. Женщина глядела в зеркало, а Соня глядела на нее. Какая-то она вся словно запыленная, и брови у нее бесцветные, и ресницы бесцветные. Никакой краски нет у нее в лице — и румянца нет, и губы бледные. И Соне вдруг отчетливо представилось, что Лизкина мать очень похожа на белесую моль…

Мать причесалась, надела белую кофточку. Достала из сумочки несколько медяков и швырнула на верстак:

— Поди сходи к Подтягину. Купи там чего-нибудь — поесть Лизке дай.

И, больше ни на кого не оглянувшись, вышла на улицу. Лизка быстро подбежала к верстаку.

— Купи стюдню, а? — попросила она Ваню-Лука. — И хлеба побольше. Ладно?

А Лук уже отбросил вар и дратву, схватил деньги и устремился к двери.

— Ладно! — весело крикнул он в ответ. — Целую ковригу принесу — наедимся! Огурцов прихвачу!

И парень исчез за дверью.

Улица, сонная, жаркая, пыльная, безмолвно смотрела в комнату. Редкие прохожие, идя мимо двери, заглядывали в нее.

— А цыпляток пойдешь смотреть? — спросила Соня.

— Пойду. Только не сейчас. Сейчас Ванька стюдню принесет. Очень есть хочется…

Соня уже подумала, что пора ей отсюда уходить. Тянуло вон из этой духоты и мрака.

Но Лизка остановила ее:

— Давай туфли примерять?

Соня опасливо покосилась на дверь.

— Думаешь — наши придут? Как же! — сказала Лизка и тряхнула белесыми космами. — Они теперь до ночи не придут. А может, и до утра. Их теперь вихрем закружило.

— Каким вихрем? — удивилась Соня.

Но Лизка и сама не знала — каким.

— Это они так друг на друга говорят: «Чтоб тебя вихрем закрутило! Да лучше пусть тебя закрутит!» Вот их и крутит этот вихрь.

Соня задумалась. Ей представилось, как где-то, по чужой незнакомой улице, несется вихрь, а в этом вихре несутся и кружатся сапожник со своим мастером. А другой вихрь, где-то за Екатерининским парком, несет и кружит Лизкину мать и треплет ее длинные белесые, как пыль, волосы…

— Гляди-ка! — крикнула Лизка.

Она сунула ноги в чьи-то желтые туфли, принесенные для починки, и пошла по комнате. Высокие каблуки звонко хлопали по дощатому полу.

Соня тоже подбежала к куче обуви, выбрала себе пару туфель на высоких каблуках и надела. Соня и Лизка ходили по комнате друг перед другом, туфли хлопали на ногах. Но было очень интересно ходить, чувствуя под ногой такие высокие каблуки. Походив в одних туфлях, они отыскивали другие и опять ходили взад и вперед, изображая барынь на высоких каблуках.

Потом прибежал Лук-Зеленый со студнем в бумажке, с огурцами и ковригой хлеба. Лизка поспешно стряхнула с ног туфли.

— А Подтяжка-то опять хотел обсчитать! — весело рассказал Лук. — Дал огурцов на две копейки, а считает три. А я говорю: «Меня не обманешь! Ты богатых обманывай, которые считать не умеют». Ишь какой — и дом у него и лавка, а за копейкой и то тянется! Ну да уж я не таковский!

— Садись с нами! — позвала Лизка Соню.

Но Соня сказала «спасибо» и отказалась.

— Пообедаешь — выходи, — сказала она и убежала.

Как хорошо показалось ей во дворе! Как вольно здесь дышалось после затхлой Сапожниковой квартиры! Какие красивые тополя дремали в полуденном зное над старым забором!

Во дворе никого не было, только бегал Коська верхом на палочке, воображая, что ездит на коне. Клушку тетенька загнала в сарай. А весь двор, между флигелем и сараем, заполнили белоснежные сохнущие простыни. Прачки вывесили белье.

Соня послонялась по двору. Было скучно, неизвестно, чем заняться. Стекляшки надоели. В салочки или в пряталки поиграть не с кем…

Неожиданно около мусорного ящика Соня увидела кучку мягких угольков. Видно, кто-то вытрясал здесь самовар. Соня выбрала несколько угольков и принялась рисовать на заборе всяких барынь. Особенно старалась она рисовать им туфли на высоких каблуках — уж очень интересно на таких каблуках ходить!