Борис Никольский - Делай, как я!

Юрий Савицкий натёр на ладонях кровавые мозоли и теперь, сокрушённо морщась, разглядывал их.

– Вот из-за таких белоручек и не уложились… – неожиданно сказал кто-то.

Эта фраза была как первая искра.

– На себя лучше посмотри! – огрызнулся Юрий.

– Оба хороши!

– Конечно, вот из-за таких и не успели…

– А сам три раза лопату менял!

– Это я? Я – три раза? А ты видел?

Обычно наш взвод был очень дружен, но сейчас усталость и ощущение бесплодности проделанной работы давали себя знать.

Мы все понимали, что ссориться глупо, но раздражение уже не давало остановиться.

– Замолчи лучше!

– Сам замолчи!

– Привык языком работать!

– А ну, повтори! Повтори, что сказал!

– Думаешь, испугаюсь? Видали мы таких!

Ещё минута – и уже вспыхнула бы настоящая ссора. Но в этот момент вдруг вскочил Багдасаров.

– Ребята! – укоризненно крикнул он. – Зачем так делать?

На него не обращали внимания.

– Ребята, лучше сюда смотрите! – кричал он. – Все сюда смотрите! Внимание! Начинаю!

Он протянул руку и вынул из пилотки у Савицкого трёхкопеечную монету. Потом шагнул к его соседу и достал ещё одну. Потом ещё. Он шёл среди солдат и у кого из пилотки, у кого из кармана шинели, у кого из противогазной сумки вынимал маленькие медные монеты. У него уже была почти полная пригоршня меди, а он осторожно, двумя пальцами, всё вытаскивал и вытаскивал новые медяки. И при этом на его осунувшемся, перепачканном глиной лице появлялось такое изумление, словно и для него это было великой неожиданностью…

Мы заулыбались. Те, кто лежал на траве, поднимались и усаживались поудобнее.

А Багдасаров вернулся назад, на своё место, и начал одну за другой подкидывать монеты вверх. И монеты исчезали, точно растворялись в воздухе. Он делал это красиво и ловко, только на носу у него выступили крошечные капельки пота.

Но ведь у него тоже были усталые руки. И вдруг мы увидели, как он замешкался на секунду, заметили, как он перебросил монету из одной руки в другую. Он тут же подкинул вверх следующую, словно ничего не случилось, но мы-то уже поняли, в чём заключается секрет фокуса…

И все мы разом быстро обернулись и посмотрели на Семёна Верховского. Но Семён даже не шевельнулся; он, как обычно, солидно поблёскивал очками, и лицо его было серьёзно и непроницаемо.

– А сегодня, – сказал капитан, – мы практически отработаем всё, что проходили на прошлых занятиях…

Солдаты обрадованно зашумели. Уже несколько дней они учились правильно передавать и принимать радиограммы, входить в связь, точно и быстро заполнять журнал. Но всё это до сих пор делалось тут же, в классе. И то, что называлось громкими словами "входить в связь", на самом деле выглядело так. Вставал рядовой Петров и говорил:

– Сосна, я Берёза. Сосна, я Берёза. Как слышно? Я Берёза. Приём.

А рядовой Иванов, который сидел рядом, отвечал:

– Берёза, я Сосна. Берёза, я Сосна. Слышно хорошо. Как слышно? Я Сосна. Приём.

И так по нескольку раз.

Это было не очень интересно и порядком всем надоело. Но сегодня, кажется, намечалось что-то новое.

– Для начала, – сказал капитан, – будем работать на телефонах…

Что ж, на телефонах так на телефонах… Это тоже неплохо. Во всяком случае, повозиться с телефонным аппаратом, покричать в телефонную трубку куда интереснее, чем сидеть в классе и слушать объяснения преподавателя. Поэтому все солдаты тянули руки и смотрели на капитана просящими глазами.

Капитан подумал, подумал и выбрал трёх: Зайцева, Воробьёва и Леонтьева. Эта троица не отличалась ни особой усидчивостью, ни старательностью – не раз все вместе, и Зайцев, и Воробьёв, и Леонтьев, отправлялись работать на кухню в наряд вне очереди за разговоры на занятиях.

Всем троим капитан выдал по полевому телефону и большой моток серого провода.

– Только предупреждаю, – сказал он строго, – работать по законам радиодисциплины, как положено. Чтобы ничего лишнего. Понятно?

– Понятно! Ещё бы не понятно! – сказали Зайцев, Воробьёв и Леонтьев.

Они явно торопились выскочить за дверь, пока капитан не переменил решения.