Эдуард Пашнев - Девочка и олень

Но Надя ужинать отказалась и не успокоилась.

Утро занялось яркое, солнечное. Было невыносимо больно думать, что в своей кроватке в жару лежит маленькая девочка с кулачками, перепачканными в цветные мелки.

В школу Надя пришла по инерции, машинально засунула портфель в парту, машинально села, машинально, не видя условия задачи, уставилась на доску.

— Надьк, ты чего не списываешь? — толкнула ее Ленка, как человека, который нечаянно заснул.

— Ленка, отнесешь мой портфель, — наконец осмысленно посмотрела она на подругу. — К себе домой, чтоб мои родители не волновались.

— А ты?

— Я должна узнать, что с Дуськой. Дуська, маленькая девочка, очень дорогая мне, заболела.

— Какая Дуська? — изумленным шепотом спросила Ленка.

— Потом расскажу, дочка моя. Наша дочка.

Пользуясь тем, что учитель стоял спиной к классу у доски и громко стучал по ней мелом, выводя угловатые стремительные знаки и цифры, она встала и, не таясь, двинулась по проходу. Математик встрепенулся, когда хлопнула дверь.

— Что такое? Кто-то вышел? — спросил он у класса.

Ребята изумленно молчали.

В коридоре стоял одетый Марат Антонович и, вертя в руках кепку, смотрел пристально на жену, разговаривавшую слабым голосом по телефону.

— Здравствуй, Надюш, — печально и виновато сказал вожатый, — все отменяется. То есть еще вчера отменилось. Ты перепутала день. Мы ждали тебя вчера.

— Я была вчера, — сказала Надя. — Что с Дусей?

— Да, с Дуськой, — машинально повторил он. — Еще не выяснили, какое-то особое воспаление легких в сочетании с ангиной.

Таня положила трубку.

— Почему ты еще здесь? — спросила она у Марата и равнодушно кивнула Наде: — Здравствуй!

— У меня нет денег. Ты пошла за деньгами и стала говорить по телефону.

— Так почему ты не прервал меня? Дай сюда рецепт…

— Дай мне лучше деньги, — непривычно громким голосом крикнул Марат.

На улицу Надя и вожатый вышли вместе.

— Я еще тогда заметила, что у нее жар. Но она не дала пощупать мне свой лоб.

Марат потер лоб рукой.

— Кажется, сюда ближе. Извини, Надюш, я тебя не слышу. Что ты сказала? Видишь, какое у нас несчастье. Не вовремя ты пришла. Ты позвони потом, ладно?

— Я останусь, может, что-нибудь надо сделать, помочь Тане…

— Оставайся, — не расслышав до конца всю фразу, согласился Марат.

Надя бегом вернулась к подъезду дома, взлетела одним духом на третий этаж, словно от этого зависело — жить или умереть Дуське.

— Мне Марат Антонович велел остаться, — сообщила она тете. — Я разденусь, можно, да?

Выглянула из своей комнаты Таня.

— Что еще, Надя? — спросила она издалека.

— Я вернулась, может, нужно подежурить. Вы не спали, а я хорошо выспалась. Или куда сбегать?

— Нет, ничего не нужно, — сухо ответила Таня.

— Я потому, что она же мне не чужая, мы же вместе… Нерастанкино.

— Господи, Надя, я не сомневаюсь, что ты очень благородная девочка, — сказал Таня и закрыла за собой дверь.

— Что ты в чужое несчастье лезешь? — спросила тетя.

— Я не лезу, я думала… Извините.

Надя поняла, что горе свое они не захотели разделить с ней, не поверили, что Дуська ей не чужая. Спешить было некуда. Она медленно обогнула дом, медленно двинулась вдоль невысокой чугунной оградки, отделяющей скверик от тротуара.

— Эй, девочка, не видишь, что ли? Обойди, — крикнул ей старик с лавочки и показал тростью, где она должна обойти. — Я спрашиваю, не видишь, что ли?

— Не вижу, — растерянно призналась Надя. Никого вокруг не было, тротуар перед ней лежал пустой, разрисованный по приказанию Дуськи цветными мелками: африканскими слонами, крокодилами и бегемотами.

— Погляди, погляди под ноги. Про рисунки я тебе говорю, — разозлился он.

Надя беззвучно заплакала и, смахнув ладошкой слезы, пошла назад.

— Обидел я ее, видите ли, — обратился старик к двум женщинам, прокладывавшим новую дорожку в обход рисунков, — красоту топтать не позволил.

Надя побежала, чтобы побыстрее скрыться за углом дома и не слышать его слов. Ей было так горько, как еще никогда не было.

Жаркое и сухое лето катило по улицам Москвы, скверам и паркам раньше времени увядшую и скрюченную в хрусткие стручки листву. Марат, Таня и Дуська были далеко у моря. Перед их отъездом Надя разговаривала с ними со всеми по телефону, голоса звучали радостно, звонко, особенно у Дуськи, и на минутку показалось, что все хорошо, ничего не изменилось. Но трубка легла на рычаг, и во всем теле наступила тишина, какое-то печальное спокойствие. Строительство Нерастаикино остановилось. Законсервировали первый этаж, кабинет Марата, круглую гостиную с камином и скрипучими лестницами. И никто не мог сказать, нужно ли мечтать дальше, нужно ли возводить второй этаж и башню.