— Ты долго будешь болеть? — поинтересовался Юриз на улице.
— Врач сказал — месяца два.
— Вот хорошо, — обрадовался Чиз. — Мы каждый день будем тебя провожать.
— Не провожать, а сопровождать, — поправил его друг. — Мы не провожающие, а сопровождающие лица.
Они шли по обе стороны от Нади, как настоящие телохранители, и зорко глядели вперед, чтобы какой-нибудь прохожий ненароком не толкнул девочку…
Встреча с Чизом взволновала Надю. Некоторое время она шла по залам музея, не замечая развешанных по стенам картин. Черные прямые волосы, прямая челочка, темные дужки очков отражались в стеклах, в пейзажах Утрилло, в аквариуме с красными рыбками Матисса, в воде Сены, написанной Марке, в голубоватых треугольниках лица королевы Изабеллы Пикассо. Стекла растаскивали очки, волосы, челочку, полоски свитера на отдельные блики, и Надя воспринимала это, как продолжение своей прозрачности, растворимости в мире. Но теперь к настроению ясности и легкости примешивалась грусть о несбывшемся. Не побывала на вечере танцев в своей первой школе, не поговорила с Чизом, не встретилась до сих пор с Маратом.
Дверь из музея на улицу была тугая, и Надю почти выбросило, как из катапульты, в узенький, продуваемый ветром переулок. Посетители музея старались как можно быстрее преодолеть открытое пространство, и только один странный человек никуда не торопился. Постукивая ногой о ногу, он прогуливался недалеко от выхода.
— Чиз, ты чего здесь делаешь? — изумилась Надя.
— Тебя жду, — замерзшими губами ответил он. — Пойдем, я куплю тебе пирожное и кофе.
— Какое кофе? Что ты придумал?
Они перебежали улицу и спрятались от ветра за большим домом.
— Ты не думай, Надьк, я за свои деньги, — объяснил Чиз. — Я даже костюм за свои деньги купил. Мы с ребятами телеграммы носим. Как полмесяца — так зарплата. Пойдем, Надьк, а?
В стеклянном павильоне на проспекте Калинина они заняли столик у стены и некоторое время молча прихлебывали кофе и ели пирожное. На тарелке возвышалась гора эклеров, трубочек, бисквитов.
— Чиз, зачем ты столько взял? Мы же это ни за что не съедим.
— А я, Надьк, больше не Чиз, — грустно оказал он.
— Почему?
— Юрка уехал в Киев. Его отца перевели в Киевский военный округ. И я остался один. Какой же я после этого Чиз? Нас же прозвали вместе, а по отдельности мы не Чиз и не Юриз.
Надя засмеялась. Сквозь стеклянную стену ей были видны прохожие, обтекавшие павильон со всех сторон, и автомобили, двумя стремительными потоками несущиеся навстречу друг другу. Мелькнул щупленький парень в куртке и мохнатой кепке с длинным козырьком. Надя привстала: так он был похож на Марата.
— Надьк, куда ты смотришь? — спросил Чиз.
— Я думала, что увидела знакомого, — виновато сказала она. — Я все время надеюсь встретить одного человека. Он мне очень нужен.
— Как встретить? На улице?
— На улице. Или в музее или в театре. Где-нибудь, — она с-грустью посмотрела в широко раскрытые, непонимающие глаза Чиза.
— А ты его фамилию знаешь?
— Знаю.
— А где живет — не знаешь, да?
— И где живет знаю.
— Надьк, а зачем он тебе? — растерянно заморгал ресницами Чиз и поправил галстук.
— Доложить о выполнении пионерского поручения, — грустно засмеялась девочка. — Нет, правда. Я в Артеке была президентом КЮДИ. А он был вожатый наш. Когда мы уезжали, он сказал, чтобы мы продолжали свою деятельность. Вот я и хочу встретить его и доложить, что меня и в школе избрали президентом. Я и в музее сегодня была знаешь зачем?
— Встретить его хотела?
— Нет, — засмеялась Надя. — Намечала диспозицию экскурсии. Наш класс поведу в следующее воскресенье к Давиду.
— Надык, ты влюбилась в него, да? — спросил Чиз.
— В кого? В Давида?
— Нет, в вожатого.
— Я не знаю, что это такое — «влюбилась», — очень серьезно ответила она и посмотрела сквозь стеклянную стену павильона, сквозь людской поток и автомобили куда-то далеко, где мог быть сейчас Марат.
— А я знаю, — тихо сказал Чиз.
Он отхлебнул глоток кофе и, поставив стакан на стол, подпер рукою подбородок. Печально вытянувшаяся из галстука шея была у него такая же длинная, как рука.
— Расскажи про ребят, — попросила Надя. — Федорова как там?
— Федорова ничего. Все ничего. И я тоже ничего.
Он махнул рукой, опять поправил галстук, который почему-то сползал все время набок, и потянулся за трубочкой с кремом.
— Ты ешь. Ты, Надьк, не волнуйся, ты обязательно его встретишь. Я знаю одно место, где каждый человек раз в месяц обязательно бывает.
Читать дальше