Эдуард Пашнев - Девочка и олень

Марат ждал внизу. Он был одет в полную форму пионервожатого и улыбался сразу всем. Но Надя его улыбки не видела. Она пробежала неуверенной трусцой по галерее и некоторое время толкалась с девчонками, стараясь занять место во втором ряду. Впереди оказалась маленькая Рита. Надя старательно съеживалась, ссутуливалась, чтобы спрятаться за ней.

Вожатый прошелся перед строем.

— Сегодня мне поручено провести с вами зарядку, — сказал он.

Радостные ответные улыбки заиграли на лицах ребят. Одна Надя стояла с опущенными глазами.

«Что с ней? Стесняется», — догадался Марат.

— Рощина может одеться. Ей поручается уборка редакционной комнаты пресс-центра. Остальные смирно-о-о!! Бегом марш!

Последние команды вожатый подавал, повернувшись спиной к девочке. Все побежали, а Надя осталась одна. Ей сделалось еще неуютнее. Она тоже побежала, но в противоположную сторону. Взлетела на галерею второго этажа, толкнула дверь и бросилась на кровать лицом вниз. Щеки пылали краской стыда. Было жутко и радостно оттого, что вожатый проник в ее тайну.

Переложив с места на место несколько вещей в пресс-центре и сменив воду в кувшине для цветов, Надя села за свой стол. Но думать без фломастера и бумаги она не умела, и рука начала машинально вычерчивать прямоугольник подбородка вожатого, высокий упрямый лоб и сдержанно-печальные пугачевские глаза. Надя почувствовала рукой всю тонкость и осмысленность лица Марата. Стараясь быстрее закончить портрет, она испытывала незнакомое ей раньше ощущение, будто пальцам становится с каждым штрихом все горячей, будто она касается не фломастером бумага, а пальцами — висков, подбородка, мягких надбровных дуг лица. Ей даже показалось, что если она немедленно не оборвет линию, то обожжется. Это ее ошеломило, и Надя поспешно спрятала набросок.

На «мертвом часе», как обычно, она примостилась под одеялом писать письмо. До сих пор у Нади от родителей не было никаких тайн. И она испытывала потребность поделиться и колыбельными песнями, и событиями сегодняшнего утра, рассказать и про пугачевские глаза вожатого, и про то, как она обожгла пальцы, рисуя портрет вожатого. Но смогла вывести только:

«Живем как в аквариуме: две стены стеклянные и все видно. Ужас. На зарядку бегаем в трусах и майках. Пришлите как можно скорее тренировочный костюм».

События в Артеке набегали одно на другое: выставка, президентские обязанности, пресс-центр, — забирали у Нади много времени, но она находила минутку-другую, чтобы хоть коротко, хоть в открыточке сообщить в Москву о главном. Она знала, как ждут ее писем мама и особенно отец. Торопя с ответом, он даже конверты ей присылал надписанные. Только вложить листок, запечатать и бросить в почтовый ящик.

«Дорогие папа и мама! Наш вожатый — из Москвы, как и я. Он очень хороший и выглядит совсем молодым, хотя окончил ВГИК, — сообщила Надя. — Вчера вечером он читал нам колыбельные песни».

Николай Николаевич почувствовал, что дочь сообщила ему в немногих словах что-то важное. Он заволновался оттого, что не улавливает сути. Ему было ясно только одно: строки о вожатом не случайны в письме и Надя на них ждет ответа. Может быть, все дело в том, что вожатый окончил ВГИК, но работает в Артеке не по специальности, и Надя спрашивает: не может ли отец чем-нибудь помочь хорошему человеку?

«Твой вожатый окончил ВГИК, — написал он. — Какое отделение? Боли художественное, то спроси, не согласился бы он работать у нас, на Центральном телевидении?»

«Дорогие папа и мама! — написала Надя через несколько дней. — Вчера был День мира и дружбы с борющимися народами. Я нарисовала много антивоенных плакатов».

«Очень советую тебе хотя бы часть этих плакатов привезти в Москву», — откликнулся отец.

«Антивоенные плакаты привезу, — пообещала Надя и добавила: — Выпустили третий номер газеты. Из одних колыбельных песен. От каждой народности по одной песне. Мне пришлось рисовать флажки. Всем очень понравилась такая газета. Все приходят с блокнотами и переписывают песни других народов. А придумал все это наш вожатый. Он у нас очень хороший. Окончил ВГИК, сценарное отделение. Знает английский, с ним интересно разговаривать. Когда делаем газеты и стенды, не принуждает и не давит».

«Значит, сценарное отделение, тогда я для него ничего не могу сделать, — подумал Николай Николаевич. — Что-то у нее очень много про вожатого и мало про газеты?»

«Хорошо бы и стенгазеты и другие стенды привезти», — написал он Наде.