Анвер Бикчентаев: Дочь посла

Даима-апай все еще повторяет:

— Первое дерево… второе дерево… шесть скворцов… девять скворцов…

Птицы из арифметической задачи то улетают, то прилетают, но мои мысли очень далеко… Разве можно скрывать такую тайну от мамы? До чего мне трудно каждый раз смотреть ей в глаза, это лишь я одна знаю.

— Шаура, — подозрительно покосилась Даима-апай, — ты уже решила задачу?

Я встрепенулась. Где там!..

Дилара обернулась и незаметно для учительницы показала язык. А два брата — Гали и Вали, сидевшие за мной, дружно прыснули со смеху.

Учительница нахмурилась:

— Задачу поняла?

— Поняла, отчего не понять…

— Прекрасно, — с облегчением произнесла она. — Ну, теперь скажи, какой ответ у тебя получился? Сколько скворцов было на каждой ветке?

Дались ей эти скворцы!

Видя, что я упорно молчу, — ведь вы сами понимаете, мне не до задачи было, — учительница с беспокойством спросила:

— Что с тобой, Шаура? Может, ты хочешь со мной поговорить с глазу на глаз?

— Ничего со мной… — ответила я, отводя взгляд. А у самой слезы вот-вот брызнут!

Не стану же я всему классу рассказывать, что Муса мне не родной брат! Только про себя решила: я больше не в силах скрывать эту тайну от мамы.

Неделя, прошедшая с тех пор, неузнаваемо изменила и Мусу. Ушел куда-то из дому спокойный, добрый, серьезный мальчик, и вместо него стал жить с нами нелюдимый, раздражительный и какой-то неотесанный Муса. Будто его подменили. Он избегает оставаться с мамой наедине. Все свободное от уроков время проводит или во дворе, среди ребят, или в школе. В последнее время усиленно занимается боксом.

Мне верится и не верится, что баба-яга сказала правду. «Она могла ошибиться, — говорю я себе, — или выдумать это назло, могла просто позавидовать нашей дружной семье, такое, наверное, тоже, случается. На свете всякие люди живут, добрые и злые…»

Вечером, когда Муса был в школе, а мама после обеда прилегла на диван отдохнуть, я подошла к ней.

Не раздумывая больше, я сказала, что к нам приходила незнакомая старуха.

— Ты хоть узнала, как ее зовут? — вдруг разволновалась мама.

— Сама она не говорила, я тоже не догадалась спросить…

— В нашем ауле считать не пересчитать старушек, — сказала мама. — Хорошо ли вы ее приняли? Чаем-то хоть напоили?

Мне не хотелось нарушить слова, данного Мусе, но ведь невозможно обмануть маму. Так я оказалась меж двух огней.

— Эту старуху лучше бы и не угощать, — с трудом выдавила я.

— Почему же? — насторожилась мама, она даже поднялась с дивана. — Ну, что вдруг замолчала? У тебя уже есть тайна от мамы?

Я мрачно заявила:

— Она сказала, что Муса мне не брат, что он у нас не настоящий сын…

Если бы мама вскрикнула: «Старуха лжет!» — как я была бы рада. Но лицо у мамы стало белым-белым, как бумага. Мне почудилось, что она даже дышать перестала. Вот она тяжело опустилась на диван. Слезы так и катятся, так и катятся.

— Мамочка, прости! — проговорила я, бросившись на колени. — Я не хотела тебя огорчить, но я не могла больше молчать! Честное слово, не могла!

Прижав меня к себе, она шептала:

— Я так боялась этого… Я и твой отец хотели сказать вам об этом, когда вы вырастете… Почему нам мешают жить злые люди? Что им нужно от нас?

Так вот оно как! Теперь у меня нет никаких сомнений. Я поверила: Муса — чужой, он совсем нам чужой…

В тот день, за что бы мама ни бралась, все у нее валилось из рук. Потом, на что-то решившись, она достала бумагу. Села писать письмо. Писала очень долго.

Запечатав конверт, мама попросила меня отнести письмо на почту.

Как я уже говорила, напротив нашего дома, заслоняя небо, растет плакучая береза. Сейчас она распустилась вовсю, и каждое утро я насчитываю на ее ветвях много новых умытых, поэтому густо-зеленых маленьких листочков. С ними я здороваюсь, как с друзьями. Одни из них стыдливо жмутся к стволу, другие весело качаются, как на качелях, а некоторые совсем не замечают меня. Это те, которые важничают.

Зимой чуть ли не полгорода заглядывало в наше окно, а теперь березка закрыла собой весь мир. Только она одна может смотреть в наше окно, и больше никто! Вот какая она ревнивая!

С березой мы дружим давно, с тех пор как переехали в этот дом. Она тоже здорово к нам привязалась. Чуть, например, разгуляется ветер, а наша березка уже стучится в окно. Я понимаю ее. «Все ли вы дома?» — с беспокойством спрашивает она. Ведь она, как и я, не любит сильного ветра.

Под дождем она хорошеет, становится пышной, свежей. Поэтому и мы, девочки, выбегаем под дождь: верим, что быстрее вырастут наши волосы и будут гуще и красивее, как у березки.