Анвер Бикчентаев - Семь атаманов и один судья

— Мы пойдем в центр города, где много умных людей, и расскажем им про нашу улицу и про вожатого, — сказала Земфира.

Другие согласились с этой мыслью, потому что более мудрое решение не пришло никому в голову. Перед походом за справедливостью возник небольшой спор:

— Положено атаманам повязывать пионерские галстуки или нет?

— В райкоме, куда мы зайдем в первую очередь, наверняка уважают красные галстуки, — настаивала Земфира.

Пути-дороги привели их в трехэтажное здание, выкрашенное в лимонный цвет. В нем много окон и ни одного балкона.

По лестнице поднимались гурьбой, толкая друг друга, как это принято в школе. В длинном коридоре они сразу притихли — ведь не знаешь, в какую дверь стучаться со своим делом.

Сунулись в первую же дверь, надеясь на счастье. Кабинет оказался под номером тринадцать. Но об этом они подумали только тогда, когда случилось непоправимое.

Втиснулись в комнату и чуть не онемели от страха. На них глядел в упор — кто бы вы думали? — сам Говорун!

— По какому такому делу? — спросил он, подняв голову и сделав любезное лицо.

С ним, естественно, разговаривать не хотелось, но отступать перед ним — тоже.

Азамат, собравшись с духом, сказал:

— Мы по делу нашего вожатого. На него написано тридцать три бумажки и заведено сто дел…

— Погоди-ка, — произнес Говорун, стараясь что-то припомнить. — Кто вы такие? В том смысле — откуда?

— Мы с Последней улицы, — подсказала Тамара.

— Так-так, — еще более заинтересовался Говорун. — Чем же вы, между прочим, недовольны?

— А тем, — вставил Камал, по обыкновению спрятавшись за спины ребят, — что он хороший!

— На хорошего человека не заводят сто дел! — буркнул Говорун.

Он, наверное, вспомнил проказы ребят, забраковавших его.

Однако он не перестал улыбаться. Продолжая быть любезным, усмехнулся:

— Так-так! Хаким Садыкович сам себя не сумел оправдать, а теперь прислал вас! Более или менее понятно.

— Нас никто не присылал, мы сами! — произнесла разгневанная Земфира.

— Не верю! — Говорун внезапно сделался очень ехидным. — А вы по собственному почину торговали цветами?

— Да, по собственному!

— Никто вас не надоумил брать плату за перевоз пассажиров?

— Никто!

— Вам самим пришло в голову создать черт знает какую организацию?

Земфира промолчала. Может, не стоит ему знать, что они уже атаманы?

— Так-так… — продолжал Говорун. — И вы осмелились явиться в райком комсомола и так дерзко вести себя? Разве вот этот один факт не говорит уже о том дурном влиянии, которое оказывается на вас?

Атаманы, хотя и добрые, еще не умели вести тонкий разговор с опытным собеседником. Они вдруг почувствовали, что Говорун где-то берет верх над ними.

— Мы не потерпим в нашем районе подобного безобразия, — заявил Говорун, поднимаясь из-за стола, тем самым намекая на то, что разговор, мол, окончен.

— Мы не дадим его в обиду! — негромко, но твердо сказала Земфира.

— Ах, вон оно что! — нежно промолвил Говорун. — Убирайтесь-ка вон, пока я не пригласил вахтера!

Ходоки с Последней улицы, только оказавшись на улице, более или менее очухались.

— Нам, может, стоило заглянуть в соседний кабинет, — попробовала было сказать Земфира, но никто не обратил на нее никакого внимания.

До сих пор ребята были связаны через родителей, учителей и вожатых с тем миром, который прекрасной грезой жил в их мечтах, а тут впервые изумленные мальчишки и девчонки почувствовали, что не все ладно на планете грез…

А что неладно, они еще толком не понимали. Но все же передумали идти в редакцию газеты, которая ни с того ни с сего прозвала их соловьями-разбойниками.

Никогда еще мальчишки с Последней улицы не были так сердиты, как в этот день.

— Если бы я знала, кто пишет на Седого доносы! — вспылила Земфира. — Я бы сама собственными руками…

— Чего уж тут гадать и отгадывать! — вдруг ляпнул Камал. — Пишет доносы мой батя!

Атаманы своим ушам не поверили: неужели это правда? С другой стороны, какой расчет Камалу наговаривать на своего родного отца!

— Помнишь, Земфира, Сидор Айтуганович однажды записывал на магнитофон то, что мы болтали о гладиолусах? — вспомнила Тамара.

— Я никогда не забуду, как Камалов батя каждый раз выходил на берег с биноклем в руках, когда мы совершали морской рейс, — проговорил и Борис-Кипарис.

Припомнили все. Мальчишеский суд был строгий и скорый.

— На его заборе надо будет написать, что он кляузник и вообще доносчик! — предложил Азамат. — Пусть знает, что мы в курсе всех его черных дел.