Илья Дворкин - Взгляни на небо

Внезапно самый высокий из тройки обернулся, увидел катер и мгновенно прыгнул к мотору.

Егерь рванул шнур своего. Моторы заработали почти одновременно. И началась гонка!

Браконьерская лодка была явно перегружена, и катер стал ее медленно, но неуклонно настигать.

Когда до лодки оставалось метров сто пятьдесят, один из браконьеров схватил другого в охапку и швырнул в камыши.

— Беги! — крикнул он.

И сразу облегченная лодка рванулась вперед.

Родька вскочил. Он сразу узнал того, которого выбросили из лодки. Его нельзя было не узнать — Кубик. Кубик с ружьем.

— Кубик! — заорал он. — Стой! Стой, подлец!

— Стой! — крикнул егерь.

Но Кубик и не думал останавливаться. Он с треском ломился через стену камышей, как обезумевший от страха медведь.

Егерь заглушил мотор.

— Из катера не выходи, — приказал он и бросился за Кубиком.

Ему сразу здорово не повезло. Егерь угодил в яму и окунулся с головой. Пока он отплевывался и, фыркая, выбирался из ямы, Кубик был уже далеко.

— Ушел! Ушел, подлец, — шептал Родька. — Это я, я во всем виноват! Без меня его давно бы уже поймали! Но ничего… ничего… Я сам! Все равно не уйдет!

Мокрый егерь перевалился через борт лодки. Он запаленно дышал и долго не мог выговорить ни слова.

— Видал, что делают, мерзавцы?! Запомни! Крепко запомни!

— Запомню! — поклялся Родька. — На всю жизнь!

В тот же день отправились домой.

Ребята наперебой обсуждали встречу с браконьерами, подробно рассказывали обо всем Володькиному отцу и Андреичу. Один Родька молчал. Сидел как каменный, уставясь в одну точку, и молчал.

— Ты что, опять укачался? — спросил Андреич.

— Сходи в кубрик, поешь, — предложил Володькин отец.

— Не. Я не укачался. И есть не хочу. Спасибо, — ответил Родька.

— Слушай, а какого ты там Кубика поминал? — спросил вдруг Андреич и пристально поглядел Родьке в глаза. — Мне егерь говорил.

— Ни про какого, — буркнул Родька и отвернулся.

Но Андреич заметил, как сжались его кулаки, как туги желваки на скулах.

— Ну, гляди, не хочешь говорить, не надо, не неволю, — сказал Андреич и тоже отвернулся.

Кубик задыхался. Слезы текли по горячему воспаленному лицу. Припекало в груди. Язык распух, сделался большим и шершавым, едва помещался во рту.

Несколько раз Кубик зачерпывал ладонью воду, плескал в рот. Но вода была теплая, солоноватая, и пить от нее хотелось еще сильнее.

Сил больше не было, но Кубик все ломился и ломился сквозь камыш, по пояс в воде.

Он тихо подвывал, глотал слезы и приговаривал — выдыхал одно только слово:

— Продали… продали… продали…

«Так вот для чего я им понадобился, вот для чего! — стучало в мозгу. — На крайний случай! Как тряпку выбросили. Козлы поганые! Ну, погодите! Погодите! Вы еще узнаете, кто такой Кубик!»

— На коленях ползать будешь… на коленях, — шептал Кубик запекшимися губами.

Внезапно он споткнулся о какую-то корягу и ничком плюхнулся в воду. Встать сил не было. Кубик сел и прислушался, но ничего не услышал, потому что кровь часто и гулко бухала в ушах.

Он сидел по горло в воде, и полное равнодушие к своей участи овладело им.

— Не могу… Не могу больше… Пусть хватают, — бормотал он и всхлипывал, сморкался, тряс угловатой своей головой. — Не могу.

Но постепенно сердце успокоилось, перестало с такой бешеной силой гнать кровь, шум в ушах утих, и Кубик услышал тишину.

Сперва он не поверил, поковырял мизинцем в ушах. Полная тишина. «Может, я оглох?»— подумал он и тихонько плеснул водой.

Плеск показался неестественно громким. И Кубик понял, что не оглох.

И еще он понял, каждой клеточкой ощутил, что за ним никто не гонится.

И сразу же, как только осознал это, Кубик напрягся, и неведомо откуда в тело вошла упругая сила. Кубику вновь нестерпимо, остро захотелось свободы.

Он медленно, осторожно поднялся на ноги. Поправил за спиной ружье. Оскалился по-волчьи, прошептал:

— Нет, Кубика так просто не возьмешь. Кубик еще поборется. Ну, глядите, — он потряс кулаком. — Все глядите!

Он осторожно, стараясь не шуметь, пошел дальше, на солнце, он знал — берег там.

Шаг его был пружинист.

И вдруг Кубик резко остановился, словно налетел на невидимое препятствие.

Он внезапно вспомнил странную вещь: когда Саид выбросил его в камыши, Кубик явственно услышал свое прозвище. Кто-то крикнул: «Кубик! Кубик, стой!»

Но ведь прозвище знали здесь только трое: Саид, его отец, и Халва. Но Саид крикнул. «Беги!». Это Кубик еще в воздухе услышал. Отец молчал, возился с мотором.