Илья Дворкин - Взгляни на небо

И такое горестное изумление было на лице Авеза, что ребятам стало его жаль.

— Ты когда возвращаешься, Авез? — спросил Андреич.

— Завтра.

— Может быть, покажешь ребятам заповедник? Пусть поглядят на эту красоту.

Авез внимательно осмотрел ребят.

— Покажу, — серьезно сказал он. — Пусть. Пусть знают, что красоту беречь надо.

Немного погодя, когда Авез ушел к своей лодке, чтобы наладить что-то в моторе, и ребята остались одни, Родька задумчиво сказал:

— Нет, этот Авез не лопух.

— Он очень увлеченный человек, — сказала Ленка.

— Но эти-то живодеры! Как у них рука поднимается! — воскликнул Таир.

— У тебя же поднялась — отстрелить невинной корове хвост, — поддел Володька.

— Так я же нечаянно!

— Буду егерем, — сказал Мамед.

— Сперва нефтяником, потом капитаном, потом смотрителем маяка, потом егерем? — насмешливо спросил Родька.

— Правильно. Я еще молодой. Все успею, — подтвердил Мамед.

Поистине, это был лабиринт. В плавнях, заросших камышом, причудливо петляли, извивались узкие протоки. И везде бесчисленные гнездовья птиц. Это было беззаботное птичье царство. Каких только пернатых красавцев здесь не было!

Изумрудными шейными воротничками красовались селезни, вышагивали на долгих, членистых, похожих на стволы бамбука ногах цапли.

Дикие гуси — могучие серые птицы — стремительно пересекали открытые пространства воды. Они напоминали современные авиалайнеры, когда отрывались после долгой пробежки и взлетали с воды, как с бетонной полосы аэродрома, обтекаемые, устремленные по косой ввысь, неутомимые воздушные бродяги.

Невозмутимо, без видимых усилий плыли лебеди. Они казались высокомерными, пока не ныряли стремительно за потерявшей бдительность добычей.

Стояли кое-где застывшие пеликаны, с тяжело отвисшим зобом, набитым рыбешкой. А красавцы птицы фламинго! Розоватые, как отблеск утренней зари на воде…

Плевать было на все эти красоты Кубику и его новым дружкам! Впрочем, дружками их нельзя было назвать. Дружки!

Старшему, Бархрам-оглы, отцу, было лет под сорок. Сыну его, Саиду, восемнадцать. Походили они друг на друга разительно-вкрадчивой легкой походкой, заросшими темной с синеватым отливом щетиной лицами, вислыми могучими плечами, а главное, взглядом — ускользающим, опасным, настороженным. Кубик их боялся. Серьезные были люди.

Когда он их нашел, Саид сделал вид, что не знает его, хотя вместе прожили бок о бок в колонии почти полтора года. Кубик попал туда впервые за карманную кражу. Саид был старожилом, взял Кубика под свою опеку. Саид был хозяин, Кубик — «шестерка», мальчик на побегушках, слуга. И Кубик старался вовсю. Саид получал роскошные посылки — копченую рыбу, мясо, прекрасные плоские лепешки, которые, стоило их только разогреть, становились мягкими, пышными и свежими. Саид снисходительно делился с Кубиком. Он ни с кем не ссорился, держался спокойно и с достоинством. Веки всегда презрительно полуопущены. Слова цедил сквозь зубы. Был он не по возрасту могуч, и никто в колонии, даже из самых отчаянных, с ним не связывался. Кубик на него только что не молился, унижался, старался всегда быть на глазах, старался услужить во всякой мелочи.

И был счастлив, когда Саид ронял ему сквозь зубы какие-нибудь указания.

Все мальчишки в колонии знали, что Кубик «шестерит» у Саида, презирали его за это, но Кубику было наплевать. Главное, он был в безопасности.

Саиду оставалось пробыть в колонии еще восемь месяцев, когда Кубика освободили.

— Адрес возьми, — процедил Саид, — будешь в наших краях, заходи. Может быть, понадобишься.

Он повернулся спиной к Кубику и, казалось, забыл о его существовании. Кубик вызубрил адрес наизусть и много дней повторял его, как скворец, боясь забыть.

И потом был поражен, узнав от Витальки-Халвы, от этого лопоухого салаги — мальца, которого так легко затравил в «дело», что родители его переезжают в места неподалеку от дома Саида.

Может быть, он и не решился бы никогда на побег, если бы не это странное, показавшееся ему чудесным совпадение.

После того как он отлежался, отоспался, отъелся в пещере, снова подцепил на крючок Халву, разжился деньгами и приоделся, Кубик решился навестить Саида и его отца.

Он тогда оторопел, увидев выросшего на голову Саида. Тот скользнул по нему равнодушным взглядом, не кивнул даже, повернулся и ушел в дом.

И не было его очень долго. А Кубик стоял как оплеванный и не знал, куда деваться. Узкая улочка поселка была пропечена солнцем, тени не было, лучи били отвесно. А за калиткой шелестело широкими листьями могучее инжировое дерево, в тени его стоял врытый в землю стол, несколько легких плетеных стульев. На столе блестела капельками воды огромная отпотевшая бутыль с красным вином, видно, только что вынутая из погреба. Кудрявилась на тарелках зелень-закуска.