Лидия Чарская - Приключения Таси

— Ай, не могу! — так и встрепенулась Машенька. — Ей-богу же не могу! Хоть зарежьте, не могу. Я туда суну руку-то, а как он оттуда шасть…

— Кто? — в один голос спросили девочки.

— Да тот, кто в мешок спрятан! — в ужасе прошептала простоватая Машенька.

— Успокойтесь, Степанович! В мешке никого нет, — произнес Орлик, едва удерживаясь от улыбки, которая вряд ли была бы заметна впотьмах.

— Ай, Ай! — запустив было руку в мешок вскричала Машенька, — ай, не могу! Боюсь!

Кое-кто из девочек фыркнул, несмотря на торжественность минуты.

Едва-едва уговорили Машеньку взять из мешка билетик.

Вслед за Ниночкой Рузой, между нею и Берг, подходила Тася. Неспокойно было на душе девочки, и чем ближе приближалась она к злополучному мешку, тем сердце ее билось сильнее. Ей казалось немыслимым запустить туда руку и вынуть билетик. Она была заранее уверена, что судьба справедливо накажет ее, и все узнают ее вину.

Робко подошла девочка к директору и, постояв секунду перед ним, скользнула пальцами по мешку, но руку в него опустить не решилась. Она точно боялась, что ненавистный билетик сам приклеится к ее пальцам и таким образом уличит ее. Потом, как ни в чем не бывало, она отошла к группе подруг, уже взявших билетики.

— Ну-с, кажется, все подходили? — спросил в темноте Василий Андреевич, когда последняя из девочек, Пчелка, отошла от него.

— Все! — хором отвечали девочки.

— Осветите столовую, — приказал Орлик.

Самая высокая из пансионерок, Маргарита Вронская, встала на табурет и зажгла висевшую над столом лампу. В комнате стало по-прежнему светло.

— Поднимите руки, каждая ту, которою брала билет! — снова скомандовал Орлик.

Девочки повиновались. И тут же легкий крик изумления вырвался из груди всех присутствующих. Каждая рука, державшая билетик, была черна, как у трубочиста, и только одна из них резко отличалась своей белизной от остальных.

В Тасиной руке не было билетика.

— Тася, я не буду наказывать вас, — сказал Орлик, — вы уже достаточно наказаны и угрызениями совести, и этими минутами стыда перед подругами. Бог с вами. Пусть это послужит вам хорошим уроком и навсегда предостережет от всего дурного.

Директор пансиона вышел из столовой, а пансионерки зажужжали, как рой пчелок.

— Нехорошо, Стогунцева! Стыдно, Стогунцева!

— Отстаньте! — крикнула Тася, глядя исподлобья на девочек. — Отстаньте от меня.

— Не кричи, пожалуйста! — сказала Красавица, — мы и не думаем приставать к тебе; мы только высказали наше неудовольствие и теперь и знать не хотим такую дурную девочку.

— Сами вы дурные! Не очень-то я нуждаюсь в вашем обществе. Мне только Дуся нужна. Я одну Дусю люблю, а вас всех ненавижу. Пойди ко мне, Дуся. Я хочу быть только с тобой, а их мне не надо, — она кивнула на остальных девочек, — я ненавижу их!

Дуся в ответ на ее слова только покачала головой и, глядя на Тасю с укором своими ясными, честными глазками, возразила:

— Нет, Стогунцева, я не пойду к тебе. Я заступалась за тебя, когда считала тебя хорошей, а теперь… теперь я вижу, что ты дурная, и пока не узнаю, что ты исправилась, не буду твоей подругой.

— Так, Дуся! Справедливо, Дуся! Хорошо, Дуся! — кричали девочки.

Тасе было невыразимо тяжело. Она прошла в классную и уселась на том самом окне, где недавно разговаривала с маленьким фокусником.

Уже давно прозвучал колокол, призывающий пансионерок ко сну, стихли голоса в пансионе, а Тася все сидела и думала свою горькую думу.

— Не нужна я им — и не надо! — упрямо твердила девочка, — и мне они не нужны тоже. И без них проживу прекрасно. Что за важность, Дуся меня бросила. Дуся — гордячка. Я ее не люблю больше. Воображает, что лучше всех. И зачем мама отдала меня сюда! Здесь только мучают бедную Тасю! Сердятся! Бранятся! Наказывают… «Исправься, тогда я буду твоей подругой», — зло передразнила она Дусю. — Очень нужно! Мне и так хорошо. Вот назло не исправлюсь ни капельки. Возьму и уйду от них. Да, уйду. Воображаю, как они все испугаются, забегают. Где Тася? Не видели Таси? А Тася тю-тю. И след простыл. Мама будет плакать и говорить: «Ах, зачем я отдала Тасю из дома!» И Леночка будет плакать, и няня, и Маня, и Дуся, и Карлуша, и даже Сова. Все будут укорять друг друга, что не умели обращаться с Тасей, и когда всем будет тяжело, очень тяжело, Тася вернется и скажет: «А вот и я! Вам было тяжело и грустно без меня, и я вернулась. Но только за это вы должны делать все, что я хочу». И все согласятся и будут очень рады возвращению Таси. Но только куда уйти — вот вопрос?