Александр Граевский - Поиски знаменитостей

— Знаю, знаю. На всю страну — единственный экземпляр. А марку поставить — раз плюнуть. Но одно не поддается сомнению. Ты готов в путь, но у тебя нет хорошего инструмента. А вот он, — Фишер кивнул головой в сторону Вальки, — и шагу не сделал, однако судьба его уже снабдила весьма подходящим посохом. Скрипка старинная. Настоящая скрипка. Впрочем, я не настаиваю. Может быть, это и не Гварнери. Филльляйхт, как говорят добрые немцы. Возможно.

Сергей встал, подошел к столу. Встал и Валька.

Фишер повернулся к нему.

— Ну, молодой человек, поздравляю. Если вы и не будете хорошим скрипачом, то во всяком случае будете владельцем хорошей скрипки.

— А она, правда, хорошая? — тихо спросил Валька. — У нее струн нет. И смычка…

Фишер рассмеялся и, совсем как мама, растрепал ему волосы.

— Ничего, молодой человек. Струны будут. Паганини на одной струне играл. И вообще, вместо струн у настоящего музыканта — собственное сердце. Завтра мы проведем первую операцию, посмотрим, подходящее ли оно у тебя. А сейчас… ты что-нибудь знаешь о скрипках?

Что мог Валька ответить? Что он знал о скрипках? Ничего, собственно, не знал. Примерно так он и ответил.

— Ну что ж, я когда-то неплохо разбирался в этом вопросе, — сказал Фишер. — Меня, может быть, стоит послушать.

Из угла комнаты он выкатил низкое кресло на медных колесиках, удобно уселся. Как бы раздумывая, с чего начать, несколько раз провел рукой по скрипке, затем откинулся на спинку кресла и заговорил.

Говорил он негромко, но проникновенно, выразительно. Речь лилась свободно, чувствовалось, что старик рассказывает о том, что прекрасно знает и любит.

Рассказ Фишера Валька слушал, как зачарованный, даже боялся шевельнуться. Опять история, интересная, живая, как бы вошла в эту комнату вместе со старой скрипкой.

Одно за другим называл Фишер имена великих итальянских мастеров — Амати, Страдивари, Гварнери… Там, в солнечной Италии, постигли великое искусство создавать такие инструменты, которые живут века. В трудолюбивых, талантливых руках запело, по-новому зазвучало дерево. По всему миру разошлись эти скрипки, всюду покоряли музыкантов своей отзывчивостью, чуткостью. Всюду разговаривали они на своем чудесном языке, понятном и близком каждому, кто любит искусство, музыку. Всюду пели, да и сейчас поют они в руках людей, постигших тайны владения этим тончайшим инструментом — скрипкой. История сохранила имена мастеров, создавших чудесные скрипки, хотя о некоторых из них мы знаем очень мало. Их великолепное искусство нашло достойных продолжателей: во Франции — Вильом, в России — талантливый крепостной Иван Батов…

Много секретов великих мастеров утеряно. Вот лежит старинная скрипка, она облезлая, лак сошел. Но новым лаком ее не покроешь: можно испортить звучание инструмента. У итальянцев был свой, особый лак, неизвестный нам.

— Но самый главный секрет мы знаем, — сказал Фишер. — Главный секрет — в любви к людям. Они любили людей, эти мастера, любили искусство, любили свой благородный труд. Ненавистью такие шедевры не создашь…

— Много развелось подделок под эти знаменитые инструменты, ведь стоят они очень дорого. Но меня не проведешь, — старик кивнул в сторону скрипки, — я видел и держал в руках много хороших скрипок. Может быть, это и не Гварнери, но во всяком случае на такой скрипке не стыдно играть любому музыканту. Итальянец был прав: на родине его вспомянули бы добрым словом…

Старик замолчал. У Вальки в голове возник целый рой вопросов, но он не решался заговорить. Сергей Миронов встал, подошел к столу, взял скрипку.

— Завидуешь? — коротко бросил Фишер.

Сергей улыбнулся, провел рукой по волосам.

— Завидую, — просто сказал он. — Такое счастье мальчику! Он и сам, верно, не понимает.

Сергей повернулся к Вальке и опять улыбнулся. Улыбка у него была хорошая, веселая.

А Валька уже вставал. Лицо у него побледнело, губы легонько вздрагивали. Он, Валька, понял. Решение пришло сразу, без раздумья, захватило все его существо. Внутренний голос, казалось, говорил ему: «Только так!»

Шагнув вперед, Валька произнес звонко, решительно:

— Вы возьмите ее себе… — Он запнулся и уже тише добавил: — Тетя Маня говорила, чтобы в настоящие руки…

Тихо стало в комнате. И в тишине отчетливо было слышно, как дрогнул голос Фишера:

— Хорошо, мой мальчик. У тебя сердце, музыканта.