Александр Граевский - Поиски знаменитостей

— Постой-постой, а ты-то тут при чем? — перебила его тетя Маня. — Ты, что, обещал ему нашу скрипку отдать?

— Как при чем? — Шурка даже привстал. — Как при чем? — повторил он, заметно волнуясь. — Да ведь он, знаешь, как играет? Да он… Гитара у тебя есть? Валька, покажи-ка, понял, свои способности. У человека, может, талант есть, а ты говоришь…

— Талант… — Тетя Маня покачала головой. Она внимательно посмотрела на Вальку. Под ее взглядом Валька смутился вконец. Он готов был бежать из этого теплого, уютного домика, бежать сейчас же, без оглядки.

— Талант — это дело большое. А скрипку мне жалко. — Тетя Маня задумчиво смотрела в окно и говорила негромко, как бы для себя.

— Давно у нас эта скрипка, с прадеда еще. Отец рассказывал, что привез эту скрипку итальянец один. Он с Наполеоном в Россию шел, да в плен попал. Не знаю уж как, но забрал его Кудымов, заводчик здешний, к себе, детей музыке обучать. А у Кудымовых в Сосновом с незапамятных времен дачи были. Каждое лето итальянец здесь жил, тут с прадедом и познакомился…

Притихли ребята. Давним временем пахнуло от этого рассказа, таким давним, что даже дух захватило. История, которую оба знали только по учебникам, становилась осязаемой, наполненной живыми людьми.

Помолчав с минуту, тетя Маня глубоко вздохнула.

— Худая судьба у того итальянца была, сказывают. Полюбил он дочку кудымовскую, да и она его тоже. Как узнал об этом хозяин, дочь сразу за границу отправил и замуж выдал. А итальянца сюда, в Сосновый, прислал — сторожем. Тут он в первую же зиму и помер. А скрипку перед смертью прадеду передал. Они дружили крепко, прадед слушать любил, как он на скрипке играет. И еще сказывают, что итальянец этот плакал, все прадеда просил после смерти его отправить скрипку в Италию. На родине-то, видишь, он знаменит, дескать, был своей игрой…

Тетя Маня снова вздохнула.

— Не удалось прадеду эту просьбу выполнить. Да где там, — она махнула рукой. — Неграмотные ведь были, толком и не знали, где Италия эта…

Замолчала тетя Маня, молчали и ребята. Однотонный шум самовара еще больше подчеркивал тишину.

Нарушил молчание Шурка. На этот раз он говорил не так смело, как вначале.

— Но ведь она у тебя все равно без дела, тетя Маня. Пользы от нее никакой нет.

Тетя Маня откликнулась сразу.

— Вот то-то и оно, что лежит без дела. Сама об этом думаю. Если бы в хорошие руки, не жалко и отдать. Не для забавы чтобы, а для серьезного занятия. — При этом она внимательно посмотрела на Вальку.

Вальке стыдно было сказать, что его очень заинтересовала эта скрипка, что ему очень хочется ее получить. Он молчал и не решался даже взглянуть на тетю Маню.

А она вдруг вскочила, засуетилась, захлопотала. Самовар занял почетное место на медном, до блеска начищенном подносе. Быстро появились на столе чашки, несколько красивых вазочек с разным вареньем, большой ворох баранок. Тетя Маня угощала ребят старательно, не успокоил ась, пока не выпили по две чашки.

Когда чаепитие кончилось, она вскользь бросила:

— Сейчас я ее принесу. А вы отдыхайте пока. Потным-то нельзя будет идти, простудитесь еще.

Минут через пять она вновь появилась на кухне с большим, изрядно потертым футляром. Бережно обтерев его, она поманила Вальку пальцем.

— На, коли талант у тебя есть, учись. Нельзя такой вещи без пользы пропадать. Не такая у ней судьба должна быть.

Валька попытался пробормотать что-то о том, что у него никакого таланта нет, но тетя Маня не стала его слушать, захлопотала, засуетилась, стала собирать ребят.

Вскоре они опять шли по знакомой лесной дороге. Стало темно, над горизонтом ярко и чисто светилась звезда. Казалось, что в тонком, хрупком небосводе кто-то проделал аккуратную дырку в другой, солнечный и светлый мир. Валька шагал в ногу с нагруженным свертками Шуркой (не отпустила тетя Маня без гостинцев) и не чувствовал тяжести футляра со скрипкой. Ему хотелось скорей попасть домой и играть, играть, играть… Он даже забыл в этот момент, что играть на скрипке не умеет.

На улице темно. Из-за плотных штор, которыми занавешены окна, едва пробивается слабый свет. На фоне освещенных прямоугольников окон изредка мелькают силуэты прохожих. Улица тихая, малолюдная, — никто не мешает Вальке, стоящему против этого заветного дома. Вот уже третий раз приходит он сюда, подолгу стоит, прислонившись к старой липе, широко раскинувшей свои черные ветви, переплетающиеся причудливым и мрачным кружевом.