Инна Давидович - Пионеры-герои [Рассказы и очерки]

Когда подпольщики разошлись, Николай Евстратович позвал дочь, ласково погладил по голове, долго и нежно всматривался в глаза.

— Завтра в обед, доченька, пойдешь к заводу на Серебрянку. Там у забора тебя будет ожидать человек в вышитой косоворотке. Передашь ему этот пакет. Будь осторожна — здесь листовки…

Все больше и больше помогала Люся родителям в подпольной работе. Она подкарауливала колонны военнопленных и передавала им записки, разносила в разные концы партизанскую литературу, медикаменты. Это ее рукой были расклеены листовки на воротах.

Вот идет она через весь город.

В руках девочки небольшой узелок. И никто не знает, что в этом узелке лежит оружие и документы, которые нужно передать подпольщику Александру Никифоровичу Дементьеву, отправляющемуся для связи в партизанский отряд.

Но нашелся провокатор, и 26 декабря 1942 года гитлеровцы арестовали семью Герасименко.

Люсю и мать посадили в тюрьму, в одну камеру, отца — в другую. Был схвачен и Александр Никифорович Дементьев.

Начались истязания. Обессиленную, окровавленную Люсю, как и всех взрослых, гоняли на допросы. Однажды Александру Никифоровичу удалось поговорить с Люсей. Он склонился к бледному лицу девочки. Она прошептала:

— Когда увидите папу, передайте ему: я, как и мама, ничего не сказала…

А вскоре Люсю с мамой гитлеровцы бросили в душегубку…

Так погибла одиннадцатилетняя подпольщица Люся, верная высокой клятве, которую она дала, вступая в пионеры.

А. КРАСНОПЕРКА

( Перевод Ю. Богушевича )

С давних времен поселился в деревне Захарничи Шульц. Одни говорили, что он из латышей, другие — из немцев. Женился Шульц на местной девушке, родной сестре Пелагеи Варфоломеевны Богдановой, и остался доживать свой век среди захарничан.

В деревне его не любили. Возможно потому, что жадность Шульца была чрезмерна. Заметит он гвоздь, палку или даже щепку — все тянет в свой двор, огражденный высоким забором. На людей Шульц не смотрел. Глаза его все время бегали.

— Темная личность, — говорили про него односельчане.

Пелагея Варфоломеевна как-то переступила порог дома сестры, и холодом повеяло на нее оттуда. Шульц не пригласил родственницу даже присесть, ни словом не поддержал разговора.

— Не по душе мне эта агитаторка, — говорил он потом жене.

Пелагея Варфоломеевна была одна из первых агитаторов колхоза, активистка. За это и не любил ее Шульц.

Сестры стали чужими. Лишь поздороваются при встрече. Пелагея Варфоломеевна дала слово не ходить к Шульцу. Только слово не удалось ей сдержать… Она нарушила его через много лет, когда над родным краем грянула война…

Вечером она стояла в доме Шульца и ласковыми словами, которых от себя не ожидала и о которых потом пожалела, просила его:

— Лександра, родненький, пожалуйста, помоги людям. — И подала ему бумажку.

Шульц безразлично взял из ее рук скомканную бумажку и прочитал.

— Вон! — только и сказал он шипящим придушенным голосом.

Записка была из партизанского отряда. «Мы ждем Вас к себе. Нам нужен хороший переводчик немецкого языка».

«Смотри, чтобы не пожалел», — шептала женщина, пробираясь ночью домой. А в душу ее закралась тревога о детях, особенно о младшем сыне Володе. От Шульца можно было всего ожидать. Тем более теперь, когда она сама подтвердила свою связь с партизанами.

Володя стал неузнаваем. К Шульцу он ласкался, как к родному отцу. Казалось, забыл мальчик обиды прежних дней.

— Дяденька, может вам двор подмести? Под навесом хворост лежит. Не попилить ли его?

Шульц сдержанно отвечал:

— Что, щенок, голод не тетка? — И, помолчав, продолжал: — Хорошо. Покормлю.

Он чувствовал себя теперь как нельзя лучше. Воздух войны, который отравлял захарничан, пришелся по душе Шульцу и его единомышленнику — полицейскому Шмезе. Они будто вновь родились. Из домов, покинутых партизанскими семьями, добро перевозилось в их дворы. Они ходили по деревням и приказывали крестьянам дежурить вдоль железной дороги, охранять ее от партизан.

Однажды Володя сидел на крыльце Шульцевого дома и хлебал из глиняной миски затирку. Раскрылись ворота, и перед мальчиком выросли три эсэсовца. Шульц, увидев их в окно, с умилением, которого никто раньше никогда не видел на его лице, выбежал навстречу фашистам.

Они все вошли в дом. А Володя с мисочкой затирки перешел с крыльца на завалинку под окном.

Шульц разговаривал со своими гостями на их родном языке. Володя старался что-нибудь понять, но напрасно. Вдруг до него донеслись слова «Юрьевичи», «фюнф». Он быстро пересел на крыльцо. «Чего пять? Что будет с Юрьевичами?»