Карен Маккомби - Фрэнки, Персик и я

— Персик?

Я должна была удостовериться, что правильно расслышала. Этого толстого, со свалявшейся шерстью видавшего виды кота звали Персик?

— Ну да, Персик. Из-за его рыжего цвета, я думаю.

Персик. Если бы я придумывала ему кличку, мне бы в голову пришло что-нибудь вроде Большой Рон, или Задира, или Танк, наконец. И этот непонятный сладкий запах, всю прошлую ночь стоявший в моей комнате...

И в ту же минуту что-то еще раз щелкнуло у меня в голове, когда я поняла, что старая леди, с которой я разговаривала, была той самой ненормальной, которую я видела вчера, когда она кормила кошку сахарной ватой. Значит, та кошка и был Персик. Да, это серьезное путешествие для кошки — добраться от моего дома до берега моря, прокладывая себе путь по крутому склону.

— Ну-ка, что ты еще нарисовала?

Старая леди с улыбкой наклонилась над моим блокнотом. Я была довольна своим наброском, особенно если учесть, как быстро я его сделала, и подвинула к ней блокнот, чтобы она лучше видела.

— О! — воскликнула она, и ее седые брови поползли вверх. — Это один из тех комических рисунков. Как ты их называешь?

— Карикатура, — проговорила я, по выражению ее лица стараясь понять, понравился ли он ей.

Мне казалось, что получилось совсем неплохо — помесь старой леди и неаполитанского пломбира с фруктами и орехами. Я даже нарисовала вишенку на макушке ее шляпки.

— Очень остроумно, — медленно кивнула она. — Но мне всегда казалось, что все эти карикатуры немного жестоки. Ты не думаешь? Если хочешь попытаться нарисовать что-нибудь красивое, тебе следует прогуляться к Сахарной бухте и нарисовать старый до...

Я никогда так не радовалась звонку моего мобильника. С одной стороны, он означал, что мне необязательно выслушивать, как этот спятивший божий одуванчик критикует мой рисунок (точно как тетя В., хотя ее вы бы никогда не увидели в ярко-зеленом дождевике и розовой шляпке). Наверное, это Фрэнки наконец дозвонилась до меня.

— Извините, мне надо идти. — Я вскочила, поспешно собрала принадлежности для рисования и быстро взглянула на телефонный номер, высветившийся на экране моего мобильника.

А... это всего лишь мама.

— До свидания, дорогая. — Старая леди, улыбнувшись, помахала мне рукой, и я на полной скорости помчалась по дорожке.

— Привет, мам, что случилось? — спросила я, надеясь, что она сейчас скажет, что звонила Фрэнки или что папа наконец наладил компьютер и меня ждут десятки сообщений от друзей, оставшихся в Лондоне.

Но я ошиблась.

— Послушай, Стелла, ты можешь купить молока по дороге домой? Джейк только что вылил оставшийся литр в ящик комода с моим бельем.

Так что обратно в «Коттедж наперстянки» я брела в мрачном настроении (все еще ни слова от Фрэнки), нагруженная тяжелой сумкой с покупками (пакет молока, упаковка заварного крема и коробка сардин) и сопровождаемая веселой пушистой рыжей тенью, следовавшей за мной по пустынным переулкам...

Оказалось, что, когда мама перекладывала содержимое бельевого ящика в стиральную машину, Джейми и Джейк тихо играли вдвоем. А занимались они тем, что один за другим снимали со стены постеры в моей комнате.

Ох, как же я скучала по своей старой спальне на третьем этаже нашей лондонской квартиры. Как же мне не хватало хорошего замка, который не позволял бы близнецам войти в мою комнату и все там переломать. И как я скучала по временам, когда мои братцы были крошечными младенцами и не могли достать до ручки двери.

Когда, вернувшись домой и обозрев нанесенный ущерб, я мысленно издала вопль и стала придумывать способы убийства моих братцев, то поняла, что необходимо выработать какой-нибудь хитроумный план.

И вот теперь, лежа на спине на кровати, я молилась об одном - чтобы канцелярские кнопки, которыми были прикреплены к потолку мои постеры, оказались достаточно прочными...

Ладно, одна проблема как будто решена. Теперь надо постараться решить другую.

«Помогите! Я в западне в Психвилле, — напечатала я на экране моего мобильника. — Пожалуйста, освободите меня. Или просто поговорите со мной. Где же вы? Люблю вас. Стелла».

Такого вообще никогда не было, чтобы мы с Фрэнки прожили без общения целых три дня, даже не обменявшись эсэмэсками. Правда, однажды мы не общались целых два дня, когда я была на каникулах в Греции — мой мобильник перестал работать из-за землетрясения.

Тогда, чтобы нас разлучить, понадобилось землетрясение силой в четыре с половиной балла по шкале Рихтера. Почему же теперь от нее ни строчки?