Слав Караславов: С папой на рыбалку

— Желаю удачи! — по-свойски бросил он.

— И вам также! — ответил папа.

— Куда?

— На Чепинцы.

— За окунем, что ли?

— Там посмотрим…

— Чепинцы вам ничего не сулят! — убеждённо заявил владелец захватанной шляпы. — Один пескарь. Махните-ка вы лучше на И́скыр. Там, у моста, целую торбу можете натаскать.

— И туда доберёмся. Нынче мы вот с малышкой да ещё с одним дружком. Так, ради баловства! — начал объяснять папа, и в его голосе зазвучали извинительные нотки.

— Если усача хотите поймать, поезжайте на Палика́рию! Вот где настоящий усач водится! — Незнакомец не удержался, чтобы не показать традиционную рыбацкую мерку — где-то между кистью и локтем. — В прошлое воскресенье я вытащил шестьдесят четыре штуки.

Мы слушали разинув рот и, конечно, верили каждому его слову. Откуда нам было знать, что ради достоверности рыбак никогда не назовёт круглую цифру.

— А две недели назад такой ловился клень — закачаешься. Вот эта кошёлка была полным-полна, да ещё в рюкзаке немного принёс. Но мы ездили аж под Бата́к.

Мы с папой прямо-таки рты разинули от изумления. Вот это мастер! Что-то мы будем рассказывать про свою рыбалку — сегодня мне предстоит сделать первую запись. Я слушала этого человека и представляла себе, как мы когда-нибудь в таких же вот выцветших робах и захватанных шляпах тоже будем небрежно говорить:

«Велика важность, в прошлое воскресенье мы поймали двадцать три карпа».

Но ни я, ни папа ещё не знали, что когда речь заходит о карпе, то счёт ведут не на штуки, а на килограммы. Рыбак ограничивается одним-двумя карпами, зато каждый весит четыре-пять кило. Век живи, век учись!

Итак, подошёл первый трамвай. Нас было только трое, но пока мы доехали до Крытого рынка, вагон наполнился до отказа. И были в нём одни рыбаки. Какой-то толстяк с седыми усами, сидящий спереди, обернулся к папе и спросил:

— Вы на озёра?

— Да нет. Тут, рядышком. А что?

— Экипировка у вас по меньшей мере дня на два. Вот я и подумал, что вас форель позвала.

Только сейчас я заметила, что такого огромного рюкзака, как наш, нет ни у кого. У всех остальных они неказистые, с запасом на один день, а многие и вовсе без рюкзаков — только с удочками да садками. Одеты все были очень легко. Кто в резиновых сапогах, кто в сандалиях или кедах. Только один рыбак был в охотничьих сапогах с завёрнутыми книзу голенищами. Он рассказывал своему другу, что собрался на Алдоми́ровское озеро и что ему придётся побродить по камышам.

Возле Крытого рынка нашим глазам открылась целая выставка рыбачьих костюмов, удочек, чехлов, садков…

— Алдомировское озеро.

— Стру́ма!

— Фу-ты, такого окуня ты и во сне не видал.

— Пе́тырч! Возле свинофермы.

— Вы на белого червя?

— Только на белого. У тебя что?

— Мамалыга. И немного навозного.

Названия снастей, водоёмов, рыб самых разнообразных так и сыпались со всех сторон. Окунь, пескарь, усач, карась, карп, клень, бычок, плотва, форель штуками и килограммами.

Пока мы ехали на «двойке», я окончательно убедилась, что в Софии живут одни рыбаки. И оставалось только удивляться, что мы так поздно присоединились к этой основной части городского населения.

Военное кладбище. Там, у памятника Неизвестному солдату, нас ждал дядя Рангел. Он был одет так же, как папа, только вместо тирольской шляпы на голове у него была соломенная шляпа с большими полями.

— Борислав! Какой же ты копуша!

Дядя Рангел ворчал по поводу нашего опоздания, хотя, как оказалось, первый автобус на Чепинцы отправился только через полчаса.

— Червей везёшь? — спросил папа.

— Везу.

— А белые есть?

— Ты что, рехнулся? Где ты видел белых червей?

— В трамвае все толковали о белых. Говорят, будто некоторые рыбы клюют только на белого.

— Глупости! — отрезал дядя Рангел. — Черви бывают только красные.

Некоторое время длилось молчание. Затем папа спросил:

— А что мы будем ловить?

— Там увидим. Что попадётся. Неплохо бы напасть на карпа, конечно.

Вот и автобус пришёл. Мы уселись на передних сиденьях, чтобы заранее увидеть, где нам высаживаться.

Северные пригороды Софии не отличаются красотой, а в такое раннее утро они кажутся особенно унылыми и непривлекательными. Папа объяснил мне, что в былое время тут селилась одна беднота — беженцы, грузчики, рабочие литейных мастерских, вконец разорившиеся крестьяне. Десятки лет сюда стекались гонимые нуждою люди. Приземистые, покосившиеся хибарки тонули в грязи. Теперь здесь каменные мостовые, канализация, то тут, то там вырастают новые современные дома. Дядя Рангел сказал, что скоро все старые постройки снесут и на их месте вырастут целые жилые массивы вроде нашего.