Марк Ефетов - Игорь-якорь

Дунай снился ей, и ей казалось, попади она на эту реку, что-нибудь отыщется — какой-нибудь, пусть самый малый, след Ивана. Не может быть, чтобы кто-то там не запомнил её сына, не рассказал ей о нём.

Мы часто пишем и говорим о сиротах-детях. Да, сирота — это всегда тяжело. Но у ребёнка или подростка, который остался сиротой, впереди вся жизнь. У него может быть — и будет — своя семья, свои дети. А старые родители, потерявшие детей, — им нечего ждать. Но нет таких слов — родители-сироты.

Доро́гой Наталия Ивановна никому себя не навязывала, не говорила о своей беде, хотя грусть и тоска были видны в её взгляде, во всей её фигуре. Часто, сидя на палубе теплохода или в кают-компании, она задумчиво смотрела в одну точку…

В этот последний осенний рейс по Дунаю пошли в плавание те, кто хорошо поработал на море в летнюю навигацию. Тогда эти моряки драили палубу, дежурили у дизелей или стояли в рубке у штурвала, а в это время пассажиры загорали и купались в бассейне, смотрели кинофильмы или танцевали. Теперь же моряки поехали пассажирами-туристами по тем местам, где их отцы и старшие братья воевали, освобождая придунайские земли от фашистов. Только краснощёкая женщина в круглых очках, которая приставала к Игорю, когда отплывал теплоход, не имела никакого отношения к морякам. Она просто воевала в этих местах — была связисткой и прошла войну, как говорится, от звонка до звонка.

Когда Наталия Ивановна узнала об этом, подумала: «Кто бы сказал, что эта рыхлая близорукая женщина была солдатом! Вот что делают болезнь и время! Увидим такую бабусю с авоськой и внуком в коляске и не подумаем, что она была в боях, четыре года провела в огне и дыму сражений. А теперь ей перейти мостовую и то страшно: видит плохо и слышит плохо».

Пассажиры «Сатурна» между собой называли Наталию Ивановну бабушкой: уж очень она разнилась по возрасту от других туристов.

Солнечная погода сменилась ненастьем. Болгарский порт Никополь встретил «Сатурн» мелким дождём, таким, что обычно навевает грусть и тоску. Так оно и было на душе у Наталии Ивановны. Её мучили сомнения и как бы угрызения совести. Правильно ли она поступила, отправившись в этот рейс? Ведь если смотреть трезво, у неё очень мало надежд напасть хотя бы на след Ивана. А поездка эта туристическая, вроде бы для отдыха. Вот и сейчас, когда Наталия Ивановна грустно стояла у поручней теплохода, на пристани четверо молодых болгар, не обращая внимания на мокрую пыль, что сыпалась с неба, наяривали на аккордеоне, саксофоне, барабане и ещё каком-то замысловатом инструменте. Они играли наши советские песни, играли так весело, зажигательно, лихо, от всей души, что не радоваться нельзя было.

А Наталия Ивановна с той минуты, как ошвартовался «Сатурн», не могла подавить в себе волнение, не могла не думать об Иване. И с каждой милей по Дунаю волнение её усиливалось. Так бывает, когда едешь к любимому человеку, которого давно не видел. Чем меньше остаётся пути, тем больше нарастает волнение.

Очень неспокойно было на душе у Наталии Ивановны. К мыслям об Иване примешивались волнения за Игоря: как он там, в дальнем рейсе?

Когда подплывали к Никополю, пассажирам «Сатурна» стало казаться, что дождик куда-то ушёл, и под весёлый оркестр болгарских речников они увидели искрящиеся капли на зелени, блестящие крыши, солнце, купающееся в лужах. И ещё все пассажиры на палубе обратили внимание на стоящего на пристани старика, который бережно прикрывал что-то полой своего плаща. Другой рукой он опирался о плечо мальчонки, должно быть внука.

Наталия Ивановна решила, что старик — первый болгарин, которого она встретила на болгарской земле. Но она ошиблась. Старик не был болгарином. В те минуты, когда теплоход пришвартовывался к первому болгарскому порту, она не могла предположить, что сулит ей встреча с этим стариком.

Странно вёл себя этот седовласый человек. С каждым, кто проходил мимо, он здоровался рукопожатием, сняв для этого руку с плеча внука. Дело в том, что левой рукой он всё время прикрывал и придерживал что-то полой своего плаща.

Когда Наталия Ивановна поравнялась со стариком, он протянул ей руку, а потом задержал её руку в своей. Затем лихо, по-рыцарски распахнул плащ и, точно фокусник, вытащил из-под полы букет белых роз.

Наталия Ивановна растерялась:

— Мне? Почему? За что?!

Старик хотел что-то сказать, но чувствовалось — волнуется, и вместо слов слышен был только шёпот.