Марк Ефетов - Игорь-якорь

«Наверно, здесь была лаборатория, — подумал Яша. — Как здесь тихо — тише, чем у фельдшеров. А если побежать? Нет, не выйдет. Слишком много натыкано часовых. И все с винтовками».

Прошло не больше двух-трёх минут.

В дверях показался человек в золотистом чесучовом пиджаке. Голова его была обрита, но тем не менее лицо было какое-то приятное — бело-румяное, точно только что вымытое, губы пухлые, как у ребёнка, и глаза светлые, не злые. Только мешки под глазами выдавали немолодой возраст.

Прапорщик лихо козырнул штатскому и, наклонившись, что-то прошептал на ухо. Затем повернулся на каблуках и быстро пошёл по коридору, чётко печатая шаг. За ним, болтая руками, ушёл и Горилла.

— Прошу, — сказал штатский. — Яков Смирнов, если не ошибаюсь?

— Угу, — подтвердил Яша.

— А меня зовут Иваном Ивановичем. Вот мы и познакомились. Проходите, молодой человек.

Они вошли в почти пустую комнату. Стол, кресло, а перед столом, шагах в пяти, табуретка. Здесь Иван Иванович повторил своё ласковое «прошу», а сам прошёл за большой стол, сел в кресло.

— Нуте-с, Яков Смирнов, расскажите о ваших связях.

— Что? — не понял Яша. — Какие связи?

— Не поняли? Разъясню. Кто подбил вас на покушение к убийству сына полковника Дубровского? Кто даёт вам листовки, книжечки всякие, кто ваш, так сказать, наставник?

— Нашим классным наставником был Гавриил Иванович, — сказал Яша, — Но его убили.

— Что?! — закричал Иван Иванович. — Убили?! Может быть, ты ещё скажешь мне, кто убил?

Оттого, что этот безволосый румяный человек вдруг закричал, Яша сначала вздрогнул, но потом снова стал спокойно-уверенным. Он говорил тихо, не торопясь, будто отвечал урок, который знал на «отлично».

— Кто убил? Бандиты…

Он не кончил. Иван Иванович выскочил из-за стола и одним ударом сшиб Яшу с табуретки…

Потом был двор — тот самый, и даже полоса белела на кирпичной стенке. Яше казалось, что всё происходит не с ним, а с кем-то другим, может быть, на сцене, а может быть, на экране кино. А сам он только смотрит — смотрит со стороны. И боли Яша не чувствовал, просто всё тело как-то набухло, отяжелело, и глаза видели всё неясно, будто показывали фильм в незатемнённом зале. Яше приходилось смотреть фильмы в летнем кинотеатре. Там тоже всё виделось мутным и расплывчатым.

Его поставили к стенке, и кто-то в чём-то цвета хаки сказал:

— Не сползать. Не садиться на землю. Стоять! Понял?

— Понял, — ответил Яша.

Он поднял голову, посмотрел вперёд через весь двор училища. Там была такая же стенка, с такой же белой полосой футбольных ворот. Теперь в конце двора Яша увидел четыре фигуры, тоже в чём-то цвета хаки.

«Как они всё знают? — подумалось ему. — Ведь хочется сползти вниз — сесть или лечь на землю. Предупредили — нельзя. Наверно, расстреливают не в первый раз».

Он отвёл назад руки, опёрся ладонями о шершавый кирпич и плотнее прислонился спиной. Теперь стоять стало легче, прошелестел прохладный ветерок, и Яше показалось, что он спит и слышит сквозь сон голос Ивана Ивановича:

— Кто тебя подговорил убить Дубровского? Каких знаешь большевиков? Ну, отвечай! Если будешь молчать, тебя сейчас же расстреляют.

И так же, как сквозь сон, Яша сказал:

— Убивайте. Убивайте, как убили Гавриила Ивановича. Всё равно вам крышка…

Он слышал, как пророкотали выстрелы. Видимо, стреляли не дружно — не все сразу…

А между тем фельдшерская школа, занятая белогвардейской контрразведкой, жила своей казарменной жизнью. Чеканя шаг, проходила шеренга солдат, щетинясь колючими штыками; доносились выкрики команды: «Ать! Ать! Леу! Леу!» Потом кто-то закричал особенно громко: «Смирна-а-а!» И снова обрывки слов, как бывает во сне: «Ать! Ать! Леу! Леу!»

И всё дальнейшее казалось Якову сном.

Было холодно, как бывает, когда сползёт одеяло. Потом кто-то чем-то укрывал его. Ему виделось лицо девушки — большеглазой, стриженной под мальчишку и вообще похожей на мальчика, если бы не девчачий голос:

— Не робей! Они и меня так пугали. А стреляли поверх головы. Целились в белую полосу на стене. Эту полосу мальчишки-футболисты намазали…

Второй раз Якова допрашивал поручик, который чем-то напоминал того, с шашкой наголо. Он тоже был красив, женствен, и от него несло духами.

На первый вопрос: «Ну, щенок, выкладывай начистоту» — Яша не ответил. Он смотрел исподлобья, и в глазах его была видна ненависть и непримиримость.