Вадим Львов: Пальциг

— Устал писать? Осведомился дед, глядя на высунутый от усердия и напряжения, кончик розового Алёшкиного языка.

— Да дедушка, устал…

— А ты терпи. Представь, Алексей, что депешу срочную пишешь. В штаб, для князя Багратиона. Он ждать не будет, как и французы, язвить их в душу…

Напоминание о славном князе Багратионе и ненавистных французах, убивших под Аустерлицем, его, Алёшкиного отца, офицера-артиллериста, заставили Корнеева младшего снова вцепится в перо. Словно это не писчая принадлежность, а сабля или драгунский карабин.

— Днём, 22 июля 1759 года, после обеда, фельдмаршал Салтыков приказал играть «Марш!». Продолжил дедушка, неожиданно встав с кресла качалки, отбросив плед и проследовал к окну, опираясь на сучковатую палку, стоявшую, обычно у камина.

— После марша, остановились на ночном бивуаке. Утром смотрим, батюшки святы, прусскаков то мы, с фланга обошли. Они сбоку от нас, а мы, всей армией им в тыл нацелились. Вот немцы тогда забегали. Как тараканы, ей Богу. Пока фон Видель, нас с фронта ждал, мы ему сзади штыком погрозили. Говорил же, что Петр Семёнович — хитрее лиса. На войне- хитрость важна особенно.

Едва мы развернули позиции у Пальцига, как немцы атаковали наш авангард, гусарским полком Малаховского. Местность- была ручьями пересечена, и множество гусар из седёл вылетели, не доскакав до наших, казачьих аванпостов. Затем, мы конную батарею вперёд выдвинули и как картечью дали…

Дедушка, стал возбуждённо чертить клюкой в воздухе, воображаемое расположение русских войск и войск супостата.

— Пруссаки атаковали наш правый фланг, «косым боевым порядком». Колонна в четыре полка пехоты и три эскадрона кавалерии. Наши батареи, все восемь — картечью частили так, да и пехота русская, Сибирский, Угличский и Первый Гренадёрские полки- спуску немцам не давали. Пальба частая настолько, что дым пороховой, весь правый фланг закрыл. Только грохот и треск мушкетный стоял наверно, до самого Берлина. Генерала прусского, Мантейфеля, что колонну немецкую возглавлял- картечью порвало.

Видель, сорвиголова, снова в атаку ринулся. Подкрепил противоположный фланг, отрядом фон Гюльзена в пять батальонов. Теперь по левому флангу немец ударил. Сильно ударил, но артиллерия наша, втрое сильнее прусской. Немцы, как снопы под огнём на землю валились. Рядами буквально. В довершении, казачки Чугуевского полка — в копья ударили. Только от пруссаков — перья и полетели.

Остановится бы, фон Виделю, подумать, ан нет. Едва к нему на помощь, корпус генерала фон Веперснова, так он снова, как чёрт, ей Богу — на русских бросился. Кирасиры прусские — без поддержки пехоты, без артиллерии, галопом ручей пересекли — словно горная лавина в стык Сибирского и Пермского полков ударил. Смешалась наша пехота, Алёшка, не выдержала и в тыл подалась.

— Что дедушка, побежали наши? Удивлённо спросил Алёшка.

— Вот недоросль. Сказано тебе, в тыл подались. А не побежали… Рассердился дедушка, взял штоф и сам набулькал рюмку наливки. Сейчас он был похож на большого кота, которого обрызгали водой. От подагры, мучившей его последние годы, не осталось и следа. Глаза блестели, усы воинственно топорщились. Багрянцем пламенел старый шрам, тянущийся от нижней губы до самого левого уха.

— Так вот Алёшка. Тут мне приказ трубить «Fanfaro». Атака начинается. Киевский кирасирский и ещё три полка, стремя в стремя навстречу пруссакам выскочили. Сзади нас подпирал — Нижегородский драгунский. Тут такая рубка началась. Как сам фельдмаршал Салтыков, императрице Лизавет Петровне в донесении писал «Не было не единого выстрела, лишь сверкали шпаги и палаши».

Я в атаку рядом с самим генералом Демику- скакал. При мне, генерала, пуля из карабина его наповал убила. Словно ветром из седла сдуло. Да, храбрый был генерал, не чета многим нынешним, что лягушатников бояться.

Доскакали мы до пруссаков, сшиблись. Страсть чего творилось, кирасиры да драгуны друг друга палашами рубят, только кровь брызжет во все стороны. Немцы орут «Хох»,мы орём «Виват». Тут меня палашом и задели, Алёшка — вскользь правда. А у меня из оружия — только пистолет в седельной кобуре и горн в руках. Вот я горном и отмахнулся. Да так удачно, что прямо в лицо пруссаку попал. Тот заорал и с коня, прямо под копыта свалился. Я пистолет из кобуры выдернул, гляжу пруссак в пышной треуголке с нашим кирасиром рубится. Палаш так и сверкает. Думаю — ещё минута другая и нашего — этот пруссак в капусту нарубит.