Анна Бодрова - Аринкино утро

В толпе засмеялись. Деду явно не понравился ответ Симона.

— Ты, Симон, брось шутки шутковать! Тут дело, стало быть, сурьёзное. Упрежаю тебя: ишшо такое повторится, стало быть, сам ей ноги выдерну. Так и знай!

— Поди ты! — с напускным испугом воскликнул Симон. — Так-таки и выдернешь? А куда денешь? К себе приставишь? Молодые-то ноги закружат, старая голова не сдюжит, упадёшь, и дух твой вон, ни за что пропадёшь. Кто плакать по тебе будет? Ушастый? Это точно!

Вокруг засмеялись. Уж этот Симон всегда насмешит.

Дед не на шутку разозлился.

— Тьфу, чтоб тебе черти поганый твой язык откусили!

— Прежде чем они мне откусят, я их с потрохами проглочу, — не унывая ответил Симон. — Ну, а засим до свиданьица, люди добрые, спасибо, что навестили меня, и тебе, Архип Спиридоныч, что дочь в целости и сохранности доставил с почётом. Дело смеха дороже. Точно.

Под гоготню собравшихся Симон проворно юркнул за калитку. Дед свирепо посмотрел ему вслед и буркнул: «Какая свинья — такое и корыто». Неопределённо потоптался на месте. Что же это получается? Вместо того чтобы всерьёз принять во внимание его жалобу и с уважением отнестись к нему, его ж в смехах оставили. Симон над ним как над дурачком потешался. И люди тоже хороши, никто не поддержал. Он обвёл их зловещим взглядом. Им бы только зубы скалить, ух, была бы его власть, он показал бы им, почём фунт лиха.

— Тьфу, анафемы... — дед скверно выругался.

Народ стал расходиться, пожалев время, потраченное на пустяки.

— Ох уж эта Аринка! — судачили люди — одни со смехом, другие всерьёз. И каждый заторопился к своим делам.

Свой помрачневший взгляд дед Архип перевёл на Ушастого, увидев на нём Аринкину уздечку, с остервенением сдёрнул её с головы и, гадко ругаясь, швырнул узду через ворота во двор Симона. Нервно, трясущимися руками стал надевать на Ушастого свою узду. Рой слепней уже назойливо кружился. Конь мотал головой и всё время дёргался. Дед никак не мог его обратать [1] Обратать — надеть уздечку. .

— Да стой же ты, чёртово отродье! — разозлился дед и сгоряча, что есть духу, огрел коня по морде, между глаз.

Ушастый дрогнул от неожиданности и, ошалело вытаращив кровью налитые глаза, стал пятиться. С трудом надев уздечку, дед потянул его за поводья.

— Но, но, шлёпай, пошли. Да ну же!

Но не тут-то было. Конь хрипел, дико вращал глазами и всё время пятился. Он не терпел грубого обращения и умел постоять за себя.

— Но, но, ну пошли, — уже примирительно уговаривал его дед. Наконец перекинув поводья через плечо, согнувшись в три погибели, дед что есть силы потянул его вперёд. Но конь, упёршись круглыми копытами-тарелками, стоял на своём: «Нет, не сдвинусь с места» — говорил его вид.

Со стороны казалось, что человек и лошадь меряются силами, кто кого перетянет. Дед полыхал злобой. Все проклятия и ругательства, какие у него были в запасе, иссякли, и он, отчаявшись, не знал, что делать. Конь намертво приковал себя, не думая менять решения.

Васька Хорёк, рыжий, веснушчатый, боевой и находчивый парень, резво подскочил к деду, предлагая свои услуги:

— Дай-ка я его огрею как следует! Он у меня живо подскочит!

Дед испуганно замахал руками:

— Ни, ни, не смей! Я его знаю, сатану. Он, вишь ты, из благородных. Ещё хуже будет. Я его огрел, так он меня теперь, стало быть, греет, — дед устало вытер вспотевший лоб, — вежливость ему подавай!..

— Ты ведь знаешь своего коня, он у тебя офицерского происхождения, «благородных кровей», а ты его по морде! Не хорошо, дед Архип, — шутили парни.

Но деду было не до шуток. Опять себя на посмешище выставил.

— А, чтоб он сдох, этот барин проклятый!

— Стой, дед, мы его сейчас в чувство приведём! А ну, ребята, подваливай к бокам. Мы его сейчас благородненько скрянем с места.

Несколько ребят-подростков припали к бокам Ушастого.

— А ну, взяли! Раз и два взяли! Ещё раз взяли!

Ушастый наконец сдался. Он колыхнулся от напора ретивых плеч и с равнодушным видом двинулся. Его громадная нога поднялась и повисла в воздухе, словно раздумывая: ступить или ещё погодить. «Ладно, так и быть, пойду», — решила она, и её подкованное копыто цокнуло о камень.

— Пошёл, пошёл! — дружно закричали ребята. Они хохотали и наперебой давали наказы спесивому деду.

Дед ядовито поджимал губы. Его сгорбленная фигура совсем превратилась в вопросительный знак. Злоба к Ушастому и ненависть к людям кипели в груди. Он бы с удовольствием выместил её на коне, но побаивался. Хватит на сегодня, и так досыта всех посмешил, будет с него.