Николай Дубов - Родные и близкие. Почему нужно знать античную мифологию

— Не надо, я уже приняла, отлежусь, всё пройдет, — сказала Варя и закрыла глаза.

Устюгов вернулся.

— Машина выезжает, — сказал он, остановившись в прихожей. — Как Варя? — Шевелев пожал плечами. — Я посижу на кухне — может, надо будет в аптеку или еще что-нибудь…

Бригада приехала. Двое молодых, необычайно долговязых ребят внесли большой ящик и ящик поменьше. По сравнению с фельдшерами-акселератами пожилой врач казался маленьким и невзрачным. Он проверил пульс, прослушал сердце, измерил давление.

— Эуфиллин, строфантин, димедрол, — сказал врач фельдшеру-лаборанту.

Тот открыл большой ящик, достал стерилизатор со шприцами. Напоминающий актера Тараторкина, даже с таким же кадыком, как у того, фельдшер-техник быстро и ловко опутал Варю разноцветными проводочками, на щиколотках и запястьях защелкнул резиновые манжеты, включил маленький ящик — кардиограф. Тот тихонько зажужжал, из него поползла узкая ленточка кардиограммы. Так же быстро и ловко фельдшер снял проводочки, и тогда лаборант, который уже набрал в большой шприц все медикаменты, ввел иглу в вену. За это время врач успел просмотреть бланки исследований, которые оставили предшествующие бригады, потом углубился в новую кардиограмму. Заполнив бланк, врач подошел к Варе, снова проверил пульс:

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. Теперь совсем хорошо. Спасибо, доктор, — сказала Варя.

— Вот и прекрасно, — сказал врач и снова сел за стол.

— Можно нести в машину? — спросил фельдшер у ящика с медикаментами.

— Закрыть можно. Уносить подождем.

Они сидели с полчаса. Врач ещё раз проверил пульс у Вари.

— Ну вот, теперь получше, — сказал он. — Поправляйтесь. Всего хорошего.

Фельдшера унесли свои ящики. Врач задержался в прихожей.

— Пока ничего страшного не произошло, — сказал он Шевелеву. — Больной следует полежать несколько дней. Сердечко у неё слабенькое. И никаких эмоций. Ни отрицательных, ни положительных.

— Положительные тоже опасны? — усмехнулся Шевелев.

Слова врача успокоили его, и он принял сказанное за шутку. Врач не шутил.

— Опасны, — подтвердил он. — У моего пациента приняли сына в институт. От радости у него произошел обширный инфаркт.

— Положительные нам не угрожают, — сказал Шевелев. — Вопрос в том, как уберечь от отрицательных?

— Постарайтесь. А как — не знаю. Тут я не советчик.

Шевелев снова взял Варю на руки. Зина постелила постель.

— Ты иди, — сказала она, — я посижу.

Шевелев ушел на кухню, прикрыв за собой дверь. Ссутулившийся Устюгов смотрел в стол, услышав шаги, поднял голову.

— Обошлось, отходили, — сказал Шевелев. — Врач говорит — берегите от эмоций. А как? — Устюгов развел руками. — С такими детками убережешь… Черт его знает, откуда это идёт? Вот вырос сынок — дубина под потолок, завел дворницкую бороду, родил сына. А сам остался мальчишкой. И что он, один такой?

— М-да, — ухмыльнулся Устюгов. — Болезнь у нас довольно распространенная. Для неё придумали научное название — инфантилизм. По-русски — детскость. Детскость мышления и детскость поведения. Уже давно в печати раздаются вопли и размазываются сопли — обабившиеся мужчины, «где вы, мушкетеры?» — и так далее.

— Я не очень за этим слежу.

— А я слежу. Любопытная складывается картина. Раньше дети вырастали и становились взрослыми. Теперь они вырастают, обзаводятся детьми, лысеют, отращивают бороды или хотя бы усы, а сами остаются инфантильными. Появились даже повести и романы, где всякая подлость и негодяйство героев объясняется их инфантильностью. Люди, которые видят корень зла в пресловутом инфантилизме, обнаруживают собственную интеллектуальную и социальную инфантильность.

— По-твоему, такой болезни нет?

— Нет. Бороться с инфантилизмом — значит лечить симптомы болезни, а не самое болезнь, что, как известно, занятие для дураков.

— В чём же болезнь?

— В безответственности! А у нас она прививается с младых ногтей. Подрос пацаненок — его в детсадик. Там для него всё приготовлено и расписано. Все его обязанности — есть, садиться на горшок, спать и играть. По команде. Два притопа, три прихлопа.

— Так ведь это необходимо — родители работают.

— К сожалению. Мы не одиноки — во всём так называемом цивилизованном мире то же самое… Подрос пацан — отвели в школу. Ну, там и вовсе каждый шаг расписан и предписан. Что пацану говорить и даже думать, решают учительница и вожатая. И так далее. В результате вырастают…