Владислав Крапивин - Колыбельная для брата. Повесть

- Изложу, - согласился Кирилл.

Они пошли в комнату, на диван, и Кирилл начал рассказ: про хор, про кошелек, про Еву Петровну…

Лицо у Петра Евгеньевича делалось серьезней и серьезней.

- Слушай-ка, - вдруг перебил он. - А может быть, Ева Петровна сказала мне правду?

- Что? - прошептал Кирилл. Потом крикнул: - Какую правду?! Ты о чем?!

- Что с тобой? - удивился Петр Евгеньевич. - Я же только спросил. Она говорила, что лучше перевести тебя в другую школу. Я и подумал…

- А я подумал, что ты про кошелек…

Отец помолчал, погладил лысину и печально сказал:

- Ну и дурак…

Кирилл с облегчением рассмеялся.

- Рассказывай дальше, - велел отец.

Кирилл рассказал про Чирка, про Дыбу, про то, как Петька пытался найти кошелек.

- Вот и все…

Отец хмыкнул, вскочил и зашагал по диагонали.

- Ты думаешь, я неправильно сделал? - сердито спросил Кирилл.

- Что?

- Ну, с Чирком. Что решил молчать… и вообще…

- Не знаю… Теперь это уже не имеет значения. Теперь ты должен делать, что решил.

- Я и делаю…

- Да, Ева Петровна тебя не одобрила бы… Кстати, твое сегодняшнее поведение она считает вызывающим, ужасающим, подрывающим основы педагогики…

- А ты как считаешь? - с любопытством спросил Кирилл. Привалившись к спинке дивана и подтянув к подбородку колени, он следил за отцом.

Петр Евгеньевич почти забегал.

Кирилл снисходительно вздохнул:

- Трудное у тебя, папа, положение. Согласиться с Евой Петровной тебе совесть не позволяет. А сказать, что прав твой сын, непедагогично. Да?

Отец подскочил и ухватился за подтяжки.

- Не городи чепуху, любезный! «Педагогично, непедагогично»! Я прекрасно знаю, что отбирать портфели и обшаривать карманы - это бред. И что нельзя с бухты-барахты называть человека вором! Но согласись, что и ты держал себя не лучшим образом! Еву Петровну возмутил больше всего твой тон.

- Когда не к чему придраться, придираются к тону, - объяснил Кирилл. - Стоит открыть рот, как уже говорят, что грубишь… Начинаешь доказывать, что нет никакой грубости, а тебе сразу: «Ах, ты еще и споришь!»

- Ну, это бывает иногда, но все-таки…

- Папа, - перебил Кирилл, - тебе сколько было лет, когда у тебя первый раз отобрали портфель и послали тебя за родителями?

- Что?.. Да, было… Девять лет. В третьем классе.

- И что ты делал?

Петр Евгеньевич отпустил подтяжки, и они щелкнули его по плечам.

- Что я делал… Плакал, кажется.

- И я раньше плакал, - сказал Кирилл и встал. - Видишь, папа, в чем дело: я плакал и был хороший. А сейчас я научился не плакать… если даже хочется… Но я не виноват, это виновата зеленая обезьяна.

Петр Евгеньевич изумленно уставился на сына:

- Какая… обезьяна? Это ты про Еву Петровну?

Кирилл с хохотом рухнул на диван:

- Ой, мамочки!.. При чем здесь Ева Петровна! Это шутка такая… Ой, слышала бы она!

Нахохотавшись, он вскочил, подошел к отцу сзади и повис у него на плечах.

- Смотри, я скоро с тебя ростом буду.

- Рост линейной величины сам по себе не есть признак роста качества. Проще говоря, велика Федора… - ответствовал Петр Евгеньевич. - Кстати, почему ты уходишь от серьезного разговора?

- Разве я ухожу? - удивился Кирилл. - Я как раз хотел…

- Да? А что хотел-то?

- Хотел спросить: как ты думаешь, почему наша Ева Петровна такая ?

- Какая «такая»? В общем-то обыкновенная. Ты слишком сурово на нее смотришь.

- Ага. Ты еще скажи: «Какое ты имеешь право обсуждать взрослого человека?» А как жить, чтобы не обсуждать? Все равно обсуждается - не вслух, так в голове. Мозги-то не выключишь.

- Видишь ли, Кир… Обсуждать и судить - разные вещи. Чтобы судить, надо понимать. Ты пробовал понять эту Еву Петровну - устающую каждый день в школе, издерганную семейными хлопотами? Возможно, не очень здоровую. И тем не менее работающую с полной отдачей. Ради вас.

- Ради нас? А нас она спросила, надо ли нам это?

- Подожди. Я сегодня с ней беседовал и вижу: она искренне убеждена, что поступает правильно, она отдает своей работе массу сил. А то, что она не всегда вас понимает, ну что ж…

- Вот видишь! Она не понимает, а мы должны, да?!

- Дорогой мой Кирилл, - медленно сказал отец, и Кириллу вдруг вспомнилась Зоя Алексеевна. - Человеческие отношения - это ведь не рынок, где торговля и обмен товарами: ты мне дал столько, я тебе за это столько… Нельзя так мерить - ты проявил столько понимания, и я тебе отмерю равную дозу. И с добротой так нельзя. И тем более с обидами. Чем лучше человек, тем добрее он к другим и тем больше понимает других людей. Потому что он такой , а не потому, что ждет платы за доброту… Кир, ты сейчас не спорь, ты просто подумай.