Эрвин Штриттматтер - Тинко

— Тетя, дорогая тетя, ты меня спасла? Да, тетя?

Мне очень совестно, что я поддался Фрицу и вместе с ним мучил маленького Кубашка.

Вечно Фриц Кимпель грозит мне. Еще позапрошлой зимой я ему честное слово дал, и теперь я у него в руках. Дело вот как было. Разогнавшись, мы катались по сколзанке на замерзшем пруду. У меня что-то не получалось никак. Пуговка, Зепп, Фриц и девчонки накатали уже хорошую сколзанку. Она пересекала пруд и вокруг проруби делала красивый поворот. Каждое утро Фимпель-Тилимпель эту прорубь вновь прорубал, чтобы сазаны в пруду не задохлись. Его так в Лапландии научили делать. Там Фимпель и селедку зимой доил.

Я стоял в сторонке и смотрел, как остальные ребята катались. Фриц взял разбег от самой дороги, здорово так разлетелся, а возле проруби сделал поворот. У Пуговки тоже хорошо получалось, но не так далеко, как у Фрица. Я тоже решил попробовать, но дальше половины сколзанки не доехал. Все стали надо мной смеяться. А Фриц расхвастался и давай кричать: «Городские — они этого не могут! Городские — они только на трамвае кататься умеют! У нас тут Олимпийские игры!» — и взял такой разбег, будто хотел перелететь через весь пруд. Скользя, он приседал, снимал шапку перед девчонками, мне показывал язык, а возле проруби подпрыгивал, менял направление и ловко объезжал ее, крича: «Во как мы умеем!»

Девчонки вдруг загалдели:

«У него полозья на подошвах приделаны! Подумаешь, с полозьями всякий может!»

«У меня туфли на шарикоподшипниках! — орал в ответ Фриц. — А кто не верит, пускай поглядит!»

Пуговка, Зепп и большой Шурихт начали гоняться за Кимпелем и прижали его к плетню. Тогда Фриц скинул туфли и давай улепетывать что было сил. «Урра!» — закричали ребята. Теперь-то они добыли, что им было нужно. А ведь так оно и оказалось: у Фрица к деревянным подошвам были приделаны проволочные полозья. Конечно, так-то всякий может!

Я побежал домой и сказал:

«Дедушка, сделай мне тоже полозья на туфлях. Я хочу так же хорошо кататься, как Фриц Кимпель».

Дедушка прибил к подошвам проволоку от старой птичьей клетки и сказал:

«Гляди не расшибись, твои туфли теперь не удержишь».

«А ну разойдись, я покажу, как надо кататься!» — расхвастался я на берегу перед остальными ребятами, взял еще больший разбег, чем Фриц, и потихоньку расстегнул куртку.

Подумаешь, Фриц прокатился вприсядку! Я на самом лету сниму куртку и брошу ее под ноги девчонкам. При первой же попытке присесть на лету я упал. «Смейтесь, смейтесь! Я вам докажу, что пруд для меня мал!» Пруд действительно оказался для меня мал, а прорубь чересчур велика. Свернуть перед ней я уже не успел: туфли мне не подчинились, и я со всего разгона полетел в воду. Фриц крикнул мне вдогонку: «Это он за сазанами полез! Я говорил: городские только на трамвае кататься умеют!» Потом я услышал, как Пуговка заорал: «На помощь! Не видите, он тонет!» Мне, правда, холодно стало, но реветь я не ревел, а старался выбраться из проруби, да лед все время обламывался подо мной. Пуговка протянул мне руку, я ухватился за нее, но лед снова обломился, и Пуговка чуть было тоже в воду не угодил. Вода была страшно холодная. Когда я упал в прорубь, я окунулся с головой и так много ее наглотался, что у меня в животе все похолодело. Хорошо еще, что я с разбегу под лед не попал! Тут я вспомнил о своем отце. Вот он бы наверняка спас меня! Пуговка снова протянул мне руку, я хотел схватить ее, но лед опять стал крошиться.

«Дурачье!» — выругался Фриц и убежал куда-то.

«Кимпель струсил! — крикнул Пуговка. — Ты держись, я за палкой сбегаю!»

Пуговка тоже убежал. А время шло. Вода была холодная-прехолодная. Ребята стояли вокруг проруби и плакали.

Потом Фриц притащил стремянку, положил ее на лед и стал медленно пододвигать ко мне, а сам лег животом на нее и протянул мне обе руки. Медленно-медленно я выбрался из проруби. Все на мне было мокрое, тяжелое, как гири какие. Но я стоял на твердой земле. Я был спасен. Ребята перестали реветь, а Фриц сказал: «Эх ты, кошка мокрая!» Я весь дрожал и дергался, а ноги не слушались меня вовсе. Я тогда очень испугался. Слезы катились градом.

«Где мои туфли?» — все хныкал я.

«На них теперь сазаны по дну катаются», — сказал Фриц, взвалил лестницу на плечо и ушел.

На другой день в школе ребята мне сказали: «Фрицу надо дать марку на конфеты. Талоны на сахар у него у самого есть. Ты должен это сделать, потому что он тебе спас жизнь».

Но у меня не было марки, и я не смог заплатить за свою жизнь.