Эрвин Штриттматтер - Тинко

— Спятил ты! «Пожалловать» я всегда с двумя «л» говорю, — замечает большой Шурихт.

— Давайте посмотрим в учебнике, если не верите!

— Еще чего! Учебник хочет тут в канаве рассматривать!

Малыш сбил меня с толку. Какой же я всемогущий пионервожатый, когда я даже точно не знаю, как пишется «пожаловать»? Мне стыдно, но я лежу, молчу.

— А разве они повозку не вызовут на вокзал?

— Кто?

— Да пионеры.

Опять этот клоп нас озадачил! Конечно же пионеры должны сообщить, когда они приедут.

Молча мы поднимаемся и шагаем домой. Я беру плакат. Дома я проверяю по учебнику. Малыш-то оказался прав! Я пытаюсь стереть второе «л». Получается дыра. Да и плакат кажется теперь некрасивым. Долго я раздумываю, как быть. На следующее утро я говорю ребятам, что малыш был прав. Вместе мы делаем новый плакат. Три дня мы ждем своих друзей. Но их все нет и нет.

— Пешком они придут, раздетые, разутые, — говорит Фриц Кимпель.

— Ничего подобного!

— Точно. По радио говорили. С них поляки всё поснимают. Они знаешь как зарятся на ребячьи ботинки! За тряпку удавить готовы.

— А по какому радио ты это слушал?

— Отец слушал.

— Ты веришь? — спрашиваю я большого Шурихта.

— Нет, не верю, — отвечает большой Шурихт и весь передергивается. — А если правда, то у моего братишки дома костюмчик лежит.

— Вот видишь, большой Шурихт, значит, ты веришь.

— Ни чуточки.

Мимо школы, тарахтя, проезжает грузовик, доверху набитый мебелью. Шкафы покачиваются. На круглом столике сидит, заложив ногу за ногу, Белый Клаушке-младший. Он презрительно смотрит на нас, будто мы где-то далеко внизу копошимся. Пыль забивает нам глаза. Белый Клаушке высовывает язык. Вот уже и не видно грузовика.

— Черт! — ругается большой Шурихт и ищет камень.

— Язычище высунул!

— В городе ему его укоротят.

— Ты так думаешь?

— Ну да, они там всё коллективно делают.

— А что это значит?

— Набрасываются на одного и лупцуют его все вместе. Мне один стекольщик рассказывал.

— Это и называется «коллективно»?

— Точно.

Вечером я спрашиваю нашего папу:

— А коллективно, папа, — это когда все одного бьют?

— Что ты, Тинко?

— А что это такое?

— Коллективно — это когда… коллективно — это когда все вместе.

— А ты говорил — не вместе!

— Да вместе-то вместе, да бить-то зачем! — Папа смотрит в книжку и читает: — «Коллектив — рабочие, производственное содружество». А избивать друг друга — это не работа, Тинко.

— Пионеры — это коллектив, папа?

— Думаю, что да.

Оказывается, наш папа тоже не все знает.

Пионеры приехали ночью. На вокзале их, конечно, никто не встретил. Да кто ж знал, когда они приедут? Стефани трясет меня за руку. Она уже в ночной рубашке и собирается ложиться спать. Я протираю глаза:

— Это они вас там раздели, Стефани?

— Проснись, Тинко! Это я приехала, сестра твоя, Стефани.

— Что, что? Где я?

На мне красный галстук. Стефани его мне повязала. Это польский пионерский галстук. Стефани его привезла. На стуле рядом с моей кроватью лежит новая пионерская форма.

— Это ты тоже привезла?

— Нет, это мама тебе сшила. Она как раз сегодня кончила.

— А где тетя Клари?

— Она уже спит.

— Колдунья она у нас. Вот я ее завтра три раза поцелую! А что теперь будет с формой, которая у маленького Шурихта?

— Пускай у него остается.

От радости я долго не могу заснуть. Стефани улыбается во сне. Ей, наверно, все еще снится, как она по Польше ездит.

Утром я надеваю свою новую форму. Я теперь встречу наших путешественников не как-нибудь, а в полной парадной форме. Мой красный галстук сияет на солнце, как пион. А мимо дедушкиного дома я могу так пройти? Вдруг дедушка увидит? Может быть, мне ненадолго спрятать галстук в карман? «Почему? Почему? Почему?» — так и стучит у меня сердце. Мы ведь с дедушкой теперь совсем разошлись. Мысли мои путаются. Галстук я не снимаю, но держусь немного в тени деревьев.

Вот это встреча! Маленький Шурихт прыгает мне на шею и обхватывает меня ножками. У него на груди сверкает много разных значков. Он раздает их пионерам, которые не ездили в Польшу. Он никого не забыл. Во всей группе Шурихт был самым маленьким, и польские друзья баловали его. Все подарки принимал он. Польским пионеркам больше всего нравилось танцевать с ним краковяк. И Шурихт, такой маленький и всегда усталый, расцвел, словно розочка. Учитель Керн расхаживает с мечтательным лицом. Так и кажется, что он носит с собой маленькое солнце. Он показывает нам подарки польского президента: большой радиоприемник с проигрывателем.