— Ну-ка, ну-ка, еще раз, — попросила мама.
Костя оглянулся на экран.
— Произношение у меня… не ахти. Ребята всегда смеялись.
— Все это очень интересно, — сказала Ирочка и встала, — интересно и поучительно. Но, Костенька, прости, я засиделась. Мне ехать далеко и завтра рано вставать. Спасибо, Нина Ивановна, за гостеприимство. Может быть, кто-нибудь проводит меня до дверей?
Костя поднялся.
— А насчет Карелии ты подумай, — напомнила Ирочка, мельком взглянув на Соню. — Путевки на конец мая. Ты в это время еще будешь в Москве?
— Куда же я денусь? — усмехаясь, ответил Костя. Когда они вышли, мама сказала:
— Не так как-то все. По-моему, она обиделась.
— Ее не обидишь, — возразила Нина-маленькая. Некоторое время все оставшиеся сидели в темноте молча, глядя на зеленый экран. В прихожей завязался взволнованный разговор.
— Ради тебя прибежала, ради тебя оказалась в такой унизительной ситуации, — быстро говорила Ирочка, и по голосу ее было понятно, что она плачет. — Как я могу тебе еще доказать, что люблю тебя, что жизни без тебя не вижу?
Костя что-то глухо ответил.
— Да не могу я любить его по обязанности, этот твой независимый Шитанг! Он нас разлучил, он разрушил твое здоровье… Молчи, я знаю, потому что я тебя люблю… Да, я испугалась, я проклинаю себя за это, но ведь и ты не посчитался со мной! Костя, ну посмотри на меня, как раньше, Костя!
Дальше слушать было невозможно. Игорь встал, намеренно громко закашлялся, подвинул стулья, снова сел. Голоса стали тише. «Ты тоже, дебил, — мрачно подумал Игорь, — находишься во власти стереотипа: ах, пошлячка, ах, мещаночка. А человек страдает…» Он зорко посмотрел на мать и сестру: расслышали ли они Ирочкины слова о здоровье? И по их отрешенным лицам понял: расслышали.
Знают. Давно уже знают.
— Мне кажется, мама, — сказала вдруг сестра, — надо перерыв сделать.
— Вот правильно, — отозвалась мать. — Ребятки пусть посидят, а мы пока чай поставим.
И они отправились на кухню, к отцу. Соня и Игорь сидели в зеленоватом полумраке, отодвинувшись друг от друга, не произнося ни слова, как чужие. Казалось, что с экрана, из пальмовой глубины, веет теплый душистый ветер: шевелились пальмовые листья, колыхались длинные юбки андаманцев. Наверное, это был просто сквозняк: Костя и Ирочка вышли на лестничную площадку и там продолжали разговаривать.
— Он не должен с ней никуда ездить, — тихо сказала Соня.
— Кто? С кем? — переспросил Игорь, хотя прекрасно все понял.
— С этой фашисткой, — мрачно пояснила Соня. Лицо ее, круглое, светлое, озаренное зеленоватыми пальмовыми сполохами, было совершенно русалочье. — Она фашистка, она хуже любой инсургентки.
— Он не поедет, — заверил ее Игорь и, повинуясь безотчетному побуждению, достал из кармана и протянул ей божка. — Это тебе, — буркнул он и покраснел, как младенец: хорошо, что этого нельзя было разглядеть в темноте.
Впрочем, Соня на него и не смотрела. Она машинально взяла фигурку и снова замерла, напрягшись, как струна. Игорь ждал. Через минуту, видимо, божок дал о себе знать. Она разжала пальцы, поднесла божка к лицу, улыбнулась.
— Смешной. И как будто шевелится. Это что, талисман?
— Нет, — Игорь покачал головой. — Это детектор лжи. Пока ты держишь его в руках, ты будешь говорить только правду.
— Вот как. — Соня посмотрела ему в лицо, прищурилась. — И какую же правду ты хочешь узнать?
— О тебе — всю.
— Всю — это слишком много, — Соня тихонько засмеялась. — Всю не усвоишь. Хотя… пусть будет по-твоему. Ох, что-то меня знобит. — Она передернула плечами. — Откуда-то дует, наверно.
Игорь молчал.
— Знаешь что, Гоша, — сказала Соня, зажав божка в ладонях и легонько потряхивая его, как погремушку, — тебе больше не надо ко мне приходить.
— Почему? — тупо спросил Игорь. Он понимал, почему, он знал все заранее, как будто это с ним уже было, но одно дело — дойти своим умом, и совсем другое — получить информацию из первых рук.
— Ну что ты, ей-богу… — с досадой сказала Соня. — Зачем притворяешься?
— Я не притворяюсь, — ответил Игорь. — Я и в самом деле не понимаю. Как я могу к тебе не приходить? А школа?..
— Я все могу и сама.
Против этого было трудно что-нибудь возразить: и страшные слова не были сказаны, и Игорю предоставлялась возможность отступить с почетом. В самом деле: человек настолько окреп, что захотел избавиться от опеки «кураторов». Вполне реальный поворот. Но Игорь не принял этой лазейки. Он должен был знать всю правду, именно всю. Иначе оставалась недоговоренность.
Читать дальше