Павел Карпов - Черная Пасть

С моря шел тяжелый клыкастый вал. Можно было еще успеть отпрыгнуть, отскочить от надвигавшейся громадины, спрятаться за каменный редут. Но ни Сергей, ни Завидный не двинулись с места.

* * *

Шквал наступал без ветра, боковой, в обход гранитной гряды. И вдруг послышался гул. Не остров ли Кара-Ада гудел вековечным колоколом?!.

... За пирсом, возле тихой, ракушечной отмели неожиданно повстречался Сергею директор Чары Акмурадов. Они сошлись и молча постояли на берегу, глядя в беспокойный перебор волн. Светлые, серебристые облака с легкой звенью проплывали над хмурой и гладкой глыбой Кара-Ада. Луна стояла прямо над маяком, и свет ее в маячных огнях казался почти синим и каким-то пыльно и оседающе сухим, безжизненным, тогда как лучи маяка источали живой, трепетный свет, и море бережно перекладывало его с волны на волну, стараясь проторить запоздалым пловцам ночную дорогу. В порту отбили склянки. Из поселка по ветру долетали смех и музыка.

- Купаться не думаешь? - спросил Чары Акмурадов. - Мне переобуться надо. Чокои свои модельные песком засыпал.

- Купайтесь, - ответил Сергей Брагин, присаживаясь на обломанную якорную лапу. - Я покараулю...

- Тебе доверю караул. - Чары Акмурадович присел на борт старой шлюпки, заваленной слежавшимися песком и сухими водорослями. Посматривая из-под приспущенных бровей, старый пограничник Акмурадов осторожно заметил: - А ты, Сергей, и вправду сейчас чем-то на караульного похож. Только не пойму: в наряд собрался или из дозора возвращаешься?...

Сергей молчал, догадываясь, что Чары Акмурадову уже известно не только про гадючью находку в чемодане заезжего торгаша, но и о разговоре и стычке Брагина с Игорем Завидным.

- Молчишь? - неожиданно спросил Акмурадов. - Как знаешь. Мне Фалалей Кийко мимоходом кое-что порассказал. Про остров и чемодан... Не зря ведь этот дядя даже днем - с фонарем!..

Луна поплутала в облаках и пропала в их потемневшей пучине, а маячные прострелы на море стали видней и острее.

- Я тоже видел бакенщика у гостиницы, - вспомнил Сергей, крепче оседлав массивную якорную лапу. - Потом он даже пытался что-то сказать... Я спешил.

- Умение слушать, говорят, признак ума.

- Согласен, но в Завидном и во всем другом я сам желаю разобраться. - Сергей начинал горячиться. Он встал, и, шагнув к воде, наступил на широкий павлиний веер подкравшейся волны. Попрыгал на песке и подсел к Акмурадову в засыпанную шлюпку. - Чары Акмурадович, я вижу - вы хотите мне что-то сказать!.. - Серьезный, даже встревоженный вид старшего товарища настораживал Сергея, но он не посмел допытываться, понимая, что в разговоре, начатом не по своей воле, благоразумнее помолчать.

- Когда обдумаешь все это, тогда сам первым заговоришь, Сергей Денисович. - Отколов от борта шлюпки гнилую доску, Акмурадов бросил ее в темноту.

Неделя прошла тяжело, громоздко и раскатисто, как грозовая туча. И если бы эта туча изошла громами, обрушилась ливнями и выпалила всю свою скрытую зарядность, то не было бы тягости от минувшей бури. Но в том-то и дело, что туча хотя и разразилась непогодой, нашумела, но не выказала всей силы и спрятала в могучей утробе и громы и молнии. В любой момент гроза могла грянуть с еще большим ожесточением. В этом Сергей Брагин не сомневался, и потому хотелось осмотреться, подумать над тем, что унесла и что оставила грозовая неделя.

Рядом осталось меньше людей, с которыми приходилось близко сталкиваться в последние дни, и было больше времени для раздумий. Но когда Сергей раздумывал о последних событиях, то переживал происшедшее с еще большей остротой. Время сглаживало лишь второстепенное, а главное нисколько не меркло и не отступало в прошлое. И все же можно было сейчас попристальней рассмотреть то, что в горячке споров путалось и мешалось. "А что же в минувшей неделе было главным?" - такой вопрос Сергей не раз ставил перед собой, и что странно - не мог с достаточной определенностью выделить это главное: их, главных пунктов, было несколько... И как ни мудрил и ни лукавил Сергей, стараясь отделить глубоко интимное от горластого общественного, все это переплеталось мудреным шитьем и непостижимой изгибностью... И Завидный, и Метанов, и писатель Виктор Пральников, и Чары Акмурадов, и Ковус-ага, и "породистая делегатка", как ее окрестил Мамраз, дьявольски умная и изворотливая Ева Каганова, и сильная и беспокойная Нина Протасова -все они хотя и жиля в его сознании каждый в отдельности и по своему, но в то же время никак не могли находиться вне связей друг с другом, помимо того деятельного и большого сообщества, которое укреплялось этим летом на промыслах в Бекдузе. Сергей чувствовал и понимал, что он оказался в центре, на самом огневом редуте, и накрепко был связан со всеми участниками последних событий. С особой наглядностью, выразительностью это проявилось на партийном бюро. А сейчас Сергей Брагин хотел все это как следует обдумать...