— Вот уж не думали, что ты сома испугаешься. — Да еще мертвого, — прибавил Бяшим.
Довран сердито сверкнул глазами. Чего-чего, а такого жалкого упрека он от них не ожидал.
— Не испугался я, — твердо выговорил он и повторил:
— Не испугался!
— А почему же убежал? — Генка откровенно хихикнул. — Не почему...
— Гозеля, ты сказала ему, что его Волшебное царство в полном порядке? — спросил Бяшим.
— Сказала, да только он больше не хочет играть в Падишаха. Я даже не знаю — чем он будет заниматься, когда мы уедем.
— Пусть приходит на прощальный костер, — сказал Генка.
— Ты сказала ему, что мы уезжаем?
— Правда, Довран, приходи к нам вечером. У нас так весело будет! — затороторила Аннагозель.— Сначала хор, потом чтецы-декламаторы, а потом... Царь-Нептун с трезубцем... Ты читал про Нептуна? — спросила она и тут же осеклась.
— Ох, прости пожалуйста, я же совсем забыла, что ты неграмотный. И как это мог допустить твой папа? Он давно мог бы отправить тебя в интернат. Сейчас бы ты уже пошел в четвертый класс, вместе с нами... Мы же с тобой одногодки. Я хотела поучить тебя грамоте, но не нашла ни одного букваря. Ты скажи своему отцу, чтобы он купил тебе букварь.
— Да уж жди — купит, — сказал уныло Бяшим. — Клычдурды-ага не признает грамоту, потому что сам не учился. Конечно, он человек хороший, но у него старые взгляды.
— Ты правильно в прошлый раз назвала его, — подтвердила Аннагозель. — Он — консерватор...
— Не консерватор он, — вновь, как и в прошлый раз, сердито возразил Довран. — Он — бакенщик.
И опять, как тогда, — детвора залилась смехом. И опять Довран разобиделся: смолк, отвернулся. Генка хлопнул его по плечу:
— Ладно, мы пошли. Приходи вечером.
Ребята вышли со двора. Аннагозель, прикрывая калитку, приостановилась:
— Довранчик, ты все же сходи к своему Падишаху. Он там сидит совсем голодный... и одинокий...
Когда друзья ушли, Довран стал думать обо всем, что они ему наговорили. Он обиделся за то, что его назвали трусом, но и доказать, что это не так, что не из-за трусости он сбежал, а от позора, он никак не мог. Он не мог объяснить самому себе, почему он почувствовал себя опозоренным. Ведь другой на его месте просто-напросто заплакал бы. Увидел бы свою растерзанную куклу в пасти сома, заплакал бы— и все. А он сбежал от позора, потому что аждархой оказался обыкновенный сом, и весь смысл долгой каждодневной игры в «падишаха», овеянной таинственностью, принял какую-то жалкую обыденность. Так примерно размышлял Довран. Вернее, так бы мог он размыслить, будь он постарше. Но сейчас он еще не мог разобраться в том, что творится в его сознании. И совсем уж сейчас не подозревал, что встретившись с пионерами и пообщавшись с ними, он просто-напросто сразу повзрослел. Падишах — эта нарядная кукла, изорванная сомом, уже совсем не интересовала его. Он потерял бы к ней интерес, если бы даже и не было того, что случилось. Довран обрел новых друзей — и дни заполнили все его сознание.
Вечером Довран отправился в пионерлагерь. Проходя мимо своего Волшебного царства, он на минуту остановился и стал думать — посмотреть на Падишаха или не надо. Он подумал о том, как раньше ходил с деревянным мечом, а потом становился перед Падишахом на колени, и Доврану стало тоскливо. Нет, решил он, с Падишахом он больше никогда не встретится.
Подходя к пионерскому лагерю, Довран издали увидел множество детей и огромную пирамиду, сложенную из саксауловых веток, но палаток на месте не было. Их уже сняли, сложили и погрузили в две грузовые машины, которые стояли за карагачовой рощей. Дети и взрослые суетились, готовясь к пионерскому костру и к отъезду — одновременно. Довран несмело приблизился к детворе и огорчился, потому что никто не обратил на него внимания: все были заняты своими делами. Он поискал взглядом своих друзей и увидел их: они стояли на помосте и забавно кривлялись. Довран, конечно, не знал, - что они в последний раз репетировали маленькую пьеску, и движения его друзей показались ему такими чужими и неестественными, что он основательно сник.
— А, Довран! — вдруг услышал он сзади голос начальника. — Ты пришел к нам на праздник? Молодец. А твой отец…
— Отец бакены переставляет, — отозвался смущенно Довран.
— Тогда вот что, — раздумчиво рассудил Новрузов.— Пусть он не дожидается первого сентября... Приезжайте раньше — мы всегда вас встретим, как надо... Впрочем... — Новрузов достал из кармана записную книжку, вырвал из нее два листка и написал то, о чем хотел сказать. — На — и передай отцу, — подал он записку Доврану, и в следующую секунду прокричал: — Вожатые, прошу, не затягивать! Следите за временем!..
Читать дальше