Владимир Киселев - Любовь и картошка

— Засыпайте.

Матвей Петрович снова засыпал яму жарким углем.

— Давай, Серега, картошки испечем, — предложил он.— Небось ее, голубушку, в Москве, как цесарку эту с рыжиками, не всякий день попробуешь... Оно, скажу вам, товарищ генерал, и сельский человек не часто ею балуется. Руки не доходят. Печеная картошка костра требует. И времени.— Матвей Петрович с упреком добавил: — Суетно мы живем.

Прихрамывая, он прошел в охотничий домик и вскоре вернулся, придерживая рукой полу пиджака. В поле у него лежало десятка два крупных отборных картофелин.

— Подгреби немного жара,— сказал он Сереже.— Чтоб не сгорела. И землей чуть сверху притруси. Тогда она ровней испечется.

Подошла Наташа с брошенным на плечо полотенцем и большим эмалированным кувшином в руках.

— Алла Кондратьевна, давайте я солью,— предложила она и посмотрела на Сережу. И таким бедным он ей вдруг показался, и таким родным, и таким близким, что ощутила она непреодолимое желание сказать ему что-нибудь хорошее, нужное, важное. Но вместо этого она почему-то сказала: — И ты весь в глине. Как цесарка. Умойся.

Алла Кондратьевна вымыла руки, а Сережа отошел в сторонку к невысокому пеньку. Наташа поставила на пенек кувшин, затем слила Сереже воду. Он умылся и крепко утерся свежим, жестким полотенцем, пахнущим чем-то домашним.

Вокруг пенька было разбросано много посеревших и растрепанных сосновых шишек. Это была «кузница» дятла. Дятел заправлял в трещину на пне принесенную с собой сосновую шишку, раздалбливал ее клювом, проглатывал семена, а затем выдергивал шишку, отбрасывал в сторону и приносил новую.

Сережа заметил и показал Наташе, как вверх по сосне, словно приплясывая вприсядку, поднимается, опираясь на хвост, пестрый дятел. В отличие от других птиц два пальца у него были направлены вперед, а два назад. Это был самец, определил Сережа, голова его была украшена поперечной яркой красной полосой. И тут же они услышали тоненькое посвистывание: «Си-си-си». Пролетела парочка ополовников — беленьких пуховых шариков с узкими длинными хвостиками. Прямо в воздухе птички подхватывали насекомых, которых дятел сгонял с дерева.

Неподалеку светились розовые свечи плакун-травы, которая так заинтересовала когда-то, Чарлза Дарвина своим сложным механизмом перекрестного опыления. А рядом, у пня, золотом отсвечивали цветы разрыв-травы, нежно синели лепестки дикого цикория.

И вся поляна, и весь остров, и все Полесье было застелено драгоценным фиолетово-розовым ковром. И сам воздух был окрашен этим фиолетово-розовым сиянием цветущего вереска. Басовито и радостно гудя, кружились над вереском пчелы, собирая чуть терпкий, чуть горьковатый, но целительный вересковый мед.

Полесские пчелы вели свою главную, свою трудную осеннюю работу. Не ленились. Трудились на совесть. И собирали с гектара вереска по три центнера меда.

— Тайна верескового меда теперь потеряна,— сказал генерал Кузнецов, любуясь цветущим вереском.— Есть даже стихотворение такое.

Сережа не любил этого стихотворения. Прежде всего ему не нравилось, что старый медовар не верил в стойкость своего пятнадцатилетнего сына.

С.Маршак. Из Роберта Стивенсона. «Вересковый мед», шотландская баллада.

Сережа был уверен, что молодые бывают не менее мужественные, чем старые. Они это доказали. Во время революции. И во время Отечественной войны. И в наши дни. На всех горячих точках планеты. В Африке. На Ближнем Востоке. В Ирландии.

А во-вторых, Сережа знал, что напиток из вереска вовсе не забыт. Его бабушка Галина Федоровна угощала всех, кто был ей по сердцу, прекрасным вересковым медом, напитком, который издавна готовили на Украине.

Пчелы охотно берут взяток с цветов вереска. Потом получается мед темного красноватого цвета с особым горьким привкусом, по которому его легко отличить от всякого другого.

У них в саду на усадьбе стояло всего четыре улья. И все-таки они давали в год до центнера меда. Вересковый мед бабушка разводила водой, кипятила, добавляла хмель и сливала в дубовый бочонок. Бочонок этот она выдерживала в погребе до следующего меда. Целый год. А потом и получался напиток, который так понравился шотландскому королю из этого стихотворения.