Юджин Петерс - Все наладится… Любовь не картошка

© Юджин Петерс, 2021

ISBN 978-5-4474-4663-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стояло необычно жаркое лето. Семья Андреевых отправлялась на юг в отпуск. Дмитрий предвкушал, как он прибудет на берег моря, как окунется в зеленоватые прозрачные волны…

«Жаль только, что ехать придется не по прямой линии, а проездом через Москву».

– На два-три дня остановимся у одного моего приятеля, – уже несколько раз повторял отец.

– А может, ну его? – Дмитрию хотелось как можно скорее добраться до подножия горы Аю-Даг, где по общему решению семьи они и собирались провести несколько дней отпуска.

– Ничего, ничего, – добродушно отзывался Иван Николаевич. – Несколько дней в Москве нам не повредит. Я попутно кое-какие свои дела улажу. А потом… – в этом месте он неизменно закатывал глаза, показывая, насколько хорошо будет потом.

– Ну, ладно, – обычно сникал Дмитрий, – Москва так Москва.

Наступил долгожданный день отъезда.

С самого утра у всех было, что называется, чемоданное настроение…

Дмитрий напихал в пакет несколько книг. «Что еще делать в дороге? Тем более, что до Москвы кандыбать в поезде чуть больше суток. А потом еще около двух – дальше, в сторону моря».

Вот и поезд. Традиционное купе с четырьмя полками, скользящая дверь с зеркалом, небольшой столик у окна.

Дмитрий забрался наверх, увалился на брюхо и, положив голову на руки, выглянул в окно. Вскоре вид за окном основательно наскучил ему. Пробегавшие назад столбы, отмечали определенное расстояние, все дальше и дальше отделявшее молодого человека от родного города, от друзей. От этой мысли становилось тоскливо. И даже прощальные взмахи зеленых платочков проплывавших немного поодаль многочисленных рощиц только добавляли топливо в костер тоски.

«Впереди меня ждет юг, море, пенистый прибой, ласковые ладони волн, – пытался настроить себя на лирический лад Дмитрий, но тут же грубый внутренний голос стремительно возвращал его из заоблачных высот мечты на землю, – и два-три дня в многолюдной пыльной Москве, заставляющей дышать запахом разогретого асфальта…»

Дмитрий удрученно перевернулся на спину и заставил себя смотреть на грязно-серый потолок вагона.

– Тух-тух, тух-тух, – отчетливо выговаривали колеса, – тух-тух, тух-тух!

– Ве-зу лю-дей, ве-зу лю-дей, – усмехнувшись, перевел Дмитрий, вспомнив старую прибаутку отца о том, что поезд всегда разговаривает со своими пассажирами, и попробовал расшифровать перестук колес дальше, – впе-ред в Мос-кву, впе-ред в Мос-кву.

– В Москву-у-у-у! – басовито подхватил локомотив.

От вслушивания в колесные разговоры стало несколько веселей. Дмитрий вытащил припасенную книгу.

– Спе-ши чи-тать, – обрадовано поддержали колеса, – спе-ши чи-тать!

Молодой человек углубился в чтение. Однако напряжение последних дней и усталость предпосадочного момента заставили его глаза слипаться. Книжка, вдруг ставшая невыносимо тяжелой, норовила стукнуть страницами по носу.

– Да-вай-ка спи, – принялись уговаривать колеса, – да-вай-ка спи…

Книжка, шурша страницами, свалилась на столик.

– Тух-тух, тух-тух, – колеса убавили звук и говорили, словно шепотом, убаюкивая молодого человека, – ле-жи и спи, ле-жи и спи…

…Дмитрий проснулся и дико посмотрел вокруг. Вагон все так же мерно покачивался при движении, – но голос колес стал громче и веселей:

– По-ра вста-вать! – заливались они победным звоном, – По-ра вставать! У-же Мос-ква! У-же Мос-ква!

– Неужели я проспал почти сутки? – Дмитрий свесил голову к родителям.

– Да уж, Димыч, здоров же ты на массу давить, – густо усмехнулся отец и шумно отхлебнул принесенного проводником чаю.

Пар из стакана, завиваясь спиральками наполнял крохотное купе приятным ароматом.

– Слезай, Димочка, чайку выпей, – мама приглашающе указала на гордо высившийся в блестящем подстаканнике полосатый стакан, исходящий легким сероватым парком, – скоро приезжаем…

Вот и крытое помещение вокзала. Дмитрия поразило кишащее многолюдье, какого дома, в Перми, практически не наблюдалось. Со всех сторон куда-то спешили люди с одинаково выпученными глазами. Невыразимая словами, какая-то бестолковая суета наполняла все помещение. Бесконечные людские потоки то пересекались, то снова расходились, то опять сливались. Несмолкаемый гул наполнял воздух. Слышалось и волжское оканье, и московское аканье. Более певучий мелодичный говор москвичей сливался с резкой быстрой речью жителей Урала.