Мария Парр - Тоня Глиммердал

— Когда я вырасту и разбогатею на продаже снегокатов, я с ними за всё рассчитаюсь, — объясняет ему Тоня.

Чтобы их никто не увидел, им приходится подниматься обратно вдоль по берегу. Они идут медленно. Штанины Улиных брюк промокают почти сразу, но он не жалуется. Он говорит не закрывая рта, обо всем подряд.

— Черт, весной здесь всё по-другому!

Тоня слушает вполуха. Ну вот что она затеяла, а? И почему жизнь ничему ее не учит?

Самое сложное в их плане — проскользнуть незамеченными мимо домика Салли. Тетя Эйр научила Тоню, что можно свернуть с дороги и обойти зеленый домик с тыла. Там есть лаз в густой ограде из шиповника. Но надо быть готовым, что обдерешься о шипы. Это неизбежно.

— Этим путем стоит пользоваться только в чрезвычайной ситуации, — говорит тетя Эйр.

— И поскольку жизнь тети Эйр — сплошная чрезвычайная ситуация, то она почти всегда лазит через шиповник, — добавляет тетя Идун.

Тоня с Уле тоже в чрезвычайной ситуации, поэтому они, не пикнув, пролезают сквозь шиповник Салли, хотя несколько раз царапаются очень основательно. А потом стрелой перелетают мост, как два буйнопомешанных зайца. Тоню тошнит. Непонятно, дурно ли ей от страха перед собакой или перед ее преступным похищением, но чувствует она себя чертовски худо.

— Слушай, а ты правда вообще-то боишься собак? — спрашивает Уле.

— Да.

— Тогда ты очень храбрая, — с уважением говорит Уле, — раз все-таки решила похитить собаку.

— Я не такая храбрая, — уточняет Тоня.

— Так это я буду похитителем? — спрашивает Уле. Тоня кивает. Уле пожимает плечами: не проблема, ему увести собаку — раз плюнуть. Можно подумать, он только тем и занимается, что каждый день уводит чужих собак.

Они ползком подбираются к хутору Гунвальда с задней стороны. Увидев наконец собаку, Уле понимает, почему Тоня имеет такой бледный вид. Черная шерсть переливается на солнце, пес рычит.

— Bay, — шепчет Уле. — Будь у меня такой песик, ко мне бы никто не сунулся.

План очень прост. Они лежат в засаде за каменной оградой и ждут, пока Хейди не уйдет в горы, в хлев, в кемпинг или куда ей там приспичит. Тогда они подкрадываются к флагштоку, отвязывают собаку и уводят ее на хутор Тони. Там они прячут пса в дровяном сарае и шантажируют Хейди. Как именно они это делают, Тоня еще не продумала, потому что голова ее была занята страшной собакой.

— Мы напишем письмо, — говорит Уле. — Вырежем из газеты буквы и наклеим на бумагу: «Верни хутор Гунвальду — или пришьем собаку».

— Мы не будем убивать собаку, мы просто будем ее прятать, пока Хейди не сдастся.

— Но написать-то мы можем? — настаивает Уле.

— Нет! — возражает Тоня.

— Ты ни черта не смыслишь в шантаже. Резиновые перчатки хоть у тебя есть? А то мы будем выглядеть как последние придурки, если оставим везде свои отпечатки.

Это хорошо, что им есть о чем подумать, потому что Хейди не торопится уходить. Уле заводит длинные рассуждения о масках и пистолетах, но тут дверь дома наконец открывается. Тонино сердце, кажется, вообще перестает биться. «Всё, Гунвальд, начинается», — успевает подумать она.

Хейди подходит к флагштоку и дает псу попить и поесть. Две пары глаз следят из-за ограды за каждым ее движением.

— Ну и страшилище, — шепчет Уле с благоговением.

Потом они слышат, что у Хейди звонит телефон. Хейди прислоняется спиной к флагштоку и берет трубку.

— Да, я поговорила с адвокатом… Да, мы можем подписать всё завтра в шесть… Нет, мне надо возвращаться во Франкфурт, я хочу сделать всё до отъезда… Что вы сказали? Трулте?..

Тоня таращится на Уле. Звонит явно Клаус Хаген. И говорят они о ней, Тоне! Она слышит, как Хейди тоненько смеется. Они вздумали делать из нее дурочку в ее собственном Глиммердале? Тоню так и подмывает перелезть через каменную кладку и показать им, кто тут главный.

— Это она вчера приходила? — спрашивает Хейди в телефон.

Тоня смотрит на Уле ошалелыми глазами. Да что же это такое, эти двое нахалов обсуждают ее, словно она сопля в океане!

Но Хейди смеяться перестала. Напротив, она разговаривает с Хагеном сухо и односложно. Закончив говорить, она пробормотала: «Вот кретин-то». Потом убрала телефон в карман и скрылась в хлеву.

«Пора!» — говорит Уле и перекатывается через ограду. Тоня видит, что он бежит к собаке и ничуть ее не боится. Гладкие волосы пляшут на солнце.

И вдруг до Тони доходит, что так нельзя. Если с Уле что-нибудь случится, она никогда себе этого не простит. С чего вдруг она позволила себе быть такой трусихой? Хороша, ничего не скажешь: звонит другу и просит его вместо себя сделать кое-что очень опасное.