Иван Василенко - Солнечные часы

Пока горожане эвакуировались, я и Саур ходили как в воду опущенные, но когда по улицам задвигались люди с лопатами на плечах, мы сразу подбодрились и отправились за ними. На краю города из длинного окопа вылетали комки ярко-желтой глины.

— Ага! — радостно крикнул я. — Значит, город будут защищать!

— Такой город зачем не защищать! — неожиданно раздался знакомый нам голос.

Вокруг работали люди, но того, кого мы ожидали увидеть, среди них не было. Одна и та же догадка мелькнула у нас, и мы прыгнули в первый вырытый окоп. Там, по пояс голый, с блестящими росинками пота на лбу, врезался лопатой в землю наш чудесный друг Байрам. Из-под брошенной на дно окопа черкески выглядывал уголок зеленого сундучка.

Мы тотчас притащили лопаты и принялись работать рядом с Байрамом.

Мы выбрасывали из окопов желтую, плотно слежавшуюся глину, а мимо, по шоссе, шли раненые бойцы: их эвакуировали из ближайших госпиталей. В синих и коричневых халатах, с руками в белых лубках, а некоторые с забинтованной головой, они сворачивали пестрой лентой к нашей школе и оттуда на грузовиках ехали на вокзал.

Саур поднял на лопате глыбу глины и только сделал руками движение назад, чтобы с размаху швырнуть ее из окопа, как вдруг присел и выкатил глаза. С глухим звуком глыба свалилась в окоп, и внезапно облегченная лопата стукнула Саура по лбу.

— Ты чего? — спросил я испуганно.

Не меняя позы, Саур прошептал:

— Там… кто-то идет… сюда…

Я посмотрел по направлению его взгляда, думая увидеть нечто страшное, и на мгновение оцепенел: по шоссе шла Этери. Да, Этери! Одной рукой она поддерживала раненого, а другой махала в нашу сторону.

— Она, она! — крикнул я и выскочил из окопа.

Но Саур меня обогнал. Он прыгнул, как леопард, и расстелился прямо у ног улыбающейся девочки. Секунду все молчали. Потом Саур сказал:

— Ты… это… Хорошие пирожки были?

— Друзей встретила? — догадался воин. — Ну, спасибо, родная. Я уже сам дойду, тут близко.

Он поцеловал Этери в голову и, прихрамывая, пошел дальше. А я и Саур сели так, что Этери оказалась между нами. Мы наперебой стали рассказывать, как жили это время без нее. Рассказывали так, будто никогда с нею не расставались и только теперь, впервые за всю жизнь, разлучились на целый месяц. Она слушала молча, и из ее глаз по-прежнему лилось на нас тепло. Вдруг мы вспомнили, зачем она ездила в Пятигорск, и смущенно замолчали. Саур виновато спросил:

— Как же она… сестра твоя?.. Ей лучше?..

Этери хотела ответить, но губы ее дрогнули. Она припала лицом к коленям и затряслась в беззвучном плаче.

Мы растерянно молчали.

— Не надо, — сказал наконец Саур, и я не узнал его голоса, таким он был нежным и горестным. — Не надо… Зачем плакать!.. Вот я, Саур, и вот Иван — мы будем тебе братьями. Разве мы позволим кому-нибудь обидеть тебя! Нет, не позволим. Мы всегда будем с тобой, и ты забудешь немножко свое горе.

И он осторожно погладил девочку по голове…

Какие тревожные и в то же время счастливые дни! Чудесный друг наш Байрам, трогательная в своем горе Этери с ее ясной, как молодой месяц, душой, пылкий и благородный Саур — мы все живем в одном доме, одной семьей. С раннего утра до темноты мы роем окопы и противотанковые рвы, закладываем окна домов камнем, пробиваем в стенах амбразуры, вбиваем на улицах железные надолбы. Мы работаем так, что рубашки наши просолились от пота и стали твердые, как картон. Но усталости мы не чувствуем и возвращаемся с таким зудом в руках, что, кажется, могли бы работать и всю ночь напролет. Только поев, мы замечаем, какими тяжелыми становятся наши руки, ноги, головы, как тянется в постель тело.

Кормила нас Этери. При доме был огород, в нем наливались соками и зрели овощи. Из них Этери готовила замечательно вкусные кушанья, которые носили необычные названия — пхали и аджаб-санла. Впрочем, она и овощи называла по-своему: фасоль — лобио, лук — хахви, свеклу — чархали. От этого все казалось почему-то еще более вкусным.

Спали мы в большой и единственной в домике, если не считать кухни, комнате: Байрам, Саур и я — на полу, а Этери — за занавеской, на хозяйкиной кровати. На ночь окна раскрывались, и прямо из комнаты видны были далекие звезды, от которых горизонт светился неприятным, мертвенным светом: это были вражеские ракеты, там проходила линия фронта. Время от времени слышались глухие, тяжкие вздохи и вздрагивала земля.

— Дедушка Байрам, расскажи что-нибудь, — просила из-за занавески Этери.