Рахмат Файзи - Его величество Человек

—Голубчик мой Батырджан, дай бог, чтобы голова твоя была каменной, а кости стальными,— сказала одна женщина, и Салтанат благодарно улыбнулась ей.

Мехриниса и помогавшие по хозяйству женщины нет-нет да и отходили в сторонку поплакать. Махкам-ака, заметив их слезы, спешил к ним, успокаивал, как мог.

Неожиданно в калитку вошли Ариф-ата и Абдухафиз. Они почтительно поздоровались с Махкамом-ака и Мехринисой, и Абдухафиз прогремел густым басом на весь двор:

—Сына, значит, провожаем!

Махкам-ака слегка растерялся. Стоял, сложив руки на груди, не зная, куда сажать гостей. «Сына провожаем»... Слова председателя слышали все. Произнес он их громко, отчетливо. Слышал и сам Батыр. Махкам-ака многозначительно посмотрел на жену, Мехриниса уже вытирала слезы. «Не соображает, бестолковая, что сказал председатель»,— подумал Махкам. Но он явно недооценил чуткость жены. Именно из-за этих слов, таких необычных и дорогих для нее, не смогла Мехриниса сдержать слезы. «Сын! Сына провожаем!» — звучало у нее в ушах.

Махкам-ака догадался, что Абдухафиз не случайно произнес свои слова. Видно, Ариф-ата успел рассказать ему об утреннем разговоре. Махкам-ака с благодарностью взглянул на Арифа-ата, но сказать ничего не успел: парни и девушки начали подниматься со своих мест, а Батыр вышел на айван, чтобы подойти к Абдухафизу и Арифу-ата.

—Погодите-ка, дети, не вставайте... Батыр, дитя мое, возвращайся к своим товарищам, а мы посидим здесь,— распорядился Махкам-ака.

Ариф-ата и Абдухафиз не пошли в комнату, а уселись на айване.

Махкам-ака волновался, стараясь как можно лучше принять гостей. Он то разламывал лепешки на маленькие куски, то придвигал ближе к гостям кисти винограда, то подкладывал подушки за спину Арифа-ата. Потом он начал переливать чай из чайника в пиалу и из пиалы в чайник, но цвет чая не понравился ему, и он велел жене заварить заново.

Салтанат, уже успев освоиться со своими обязанностями, хлопотала вокруг гостей не покладая рук. Выглядела она веселой и даже беззаботной, но на душе у нее было сумрачно и безрадостно. Ариф-ата по каким-то своим наблюдениям понял состояние девушки. Когда Салтанат подошла к нему, он опустил голову, чтобы не встретиться с ней глазами. Он вспомнил, как утром шла Салтанат с сумкой через мост, какое печальное было у нее лицо, и опять ему стало жалко девушку. ' Салтанат тоже вспомнила утро, встречу с Арифом-ата, его добрую, приветливую улыбку. Тогда еще впереди был день — целая вечность, а сейчас неизбежное надвигалось с каждой минутой.

Вдруг все встали. Махкам-ака, приложив руку к груди, попросил жестом Арифа-ата сказать что-нибудь на прощание. Ариф-ата торжественно вскинул руки для благословения.

—Да постигнет злодеев поражение! Пусть будут стерты они с лица земли. Побеждай, но не будь побежденным, дитя мое! Верю, что доведется нам свидеться живыми-здоровыми!

Благословение Арифа-ата выслушали молча. Но когда он кончил, послышался общий говор. Одни повторяли слова Арифа-ата, другие читали молитвы.

Батыр начал прощаться с женщинами — с каждой в отдельности. Женщины обнимали его, целовали в лоб. Мехриниса не смогла совладать с собой, расплакалась, крепко обняла Батыра и долго не выпускала из своих объятий. И у Батыра навернулись на глаза слезы. С трудом он взял себя в руки, незаметно для других вытер глаза.

—Не плачьте, хола, успокойтесь,— прошептал Батыр, высвобождаясь из ее объятий.

Махкам-ака взвалил вещевой мешок Батыра себе на спину.

—Вещи передайте им, уста.— Ариф-ата указал на джигитов.— Женщины пусть остаются дома. Никто в точности не знает, когда будет отправление. Что ж зря-то мучить себя. И вы оставайтесь, уста. Проводят Батыра до самого места сбора товарищи.

—Женщины пускай останутся, а я пойду, ака,— возразил Махкам-ака, и Ариф-ата не стал его останавливать.

—Хорошо, хорошо. Идите, уста.— Ариф-ата подошел к Батыру, прижал его к себе, а затем, чуть отстранив, поцеловал в лоб.

—До свидания, сынок! До скорого свидания!

Джигиты и девушки, окружив Батыра плотным кольцом,

вышли на улицу. Соседи стояли у своих калиток, прощались с Батыром, желали ему доброго пути.

Мехриниса не выдержала и громко зарыдала. Женщины начали утешать ее, да только от их утешений пользы было мало. Они и сами всхлипывали, слезы душили их.

Батыр, все еще окруженный джигитами и девушками, дошел до угла, когда Мехриниса вдруг выскочила на середину улицы и закричала во весь голос: