Борис Акунин - Детская книга

Государь снисходительно улыбнулся.

– Во-первых, не подожгут. Тут брус с огнеупорной спецпропиткой, моё изобретение. Во-вторых, бояре только шептаться здоровы, а поднять руку на помазанника Божия им слабо. Рабская психология. Уж на что папка мой липовый Иван Васильевич был паук кровавый, никто против него пикнуть не посмел. А коли все-таки сунутся какие-нибудь уроды, у меня, сам видишь, охрана крепкая. Снаружи стрельцы, триста человек. Внутри – рота храбрых немцев. Отборные ребята, один к одному, боевые товарищи. Со мной от самой границы шли. Таких не подкупишь.

Он кивнул на алебардщиков в золоченых кирасах. Командир караула, увидев, что царь на него смотрит, лихо отсалютовал шпагой.

– А где капитан Маржерет? – спросил Ластик, увидев, что офицер незнакомый.

– Заболел. Это его помощник, лейтенант Бона, тоже славный рубака. Ты не думай, Эраська, я же не лопух какой. – Юрка шутливо щелкнул Ластика по носу. – Опять же про решетки защитные не забывай. Чик-чик, и никто не сунется.

Он подошел к стене, из которой торчал рычаг. Повернул – в коридоре лязгнуло: это опустилась и отсекла лестницу прочная стальная решетка. Такое же устройство имелось и с противоположной, женской стороны.

– Чудо техники семнадцатого века, запатентовано Ю.Отрепьевым, – гордо сказал царь и вернул рычаг в прежнее положение.

– А если на тебя нападут не во дворце? – не дал себя успокоить Ластик. – На охоте, на улице или…

Но в этот момент с царицыной половины выплыла дебелая фрейлина в широченной юбке.. Присела в реверансе, лукаво улыбнулась и пропела:

– Великий круль, пани крулева просит тебя вернуться до опочивальни. У нее до тебя очень, очень срочное дело.

Только он Юрку и видел.

К себе на Солянку Ластик возвращался мрачный. На улицах было уже темно, по обе стороны кареты бежали скороходы с факелами, возница щелкал длинным бичом и орал: «Пади! Пади!»

Всё вроде было как обычно, но сердце сжималось от тревожного предчувствия. Завтра пойду к нему снова, прямо с утра, и так легко не отпущу, пообещал себе Ластик. А может, лучше отправиться к Марине, вдруг пришло ему в голову. Она умная и поосторожней Юрки, она поймет.

Давно надо было с ней потолковать. Как только раньше не сообразил!

У ворот подворья, как всегда, толпились нищие, знали, что князь-ангел, возвращаясь из поездки, обязательно подаст несчастным. Увидели карету – подбежали, встали в очередь. Давки и сутолоки почти не случилось, люди были привычные, не сомневались – милостыни хватит на всех.

Ластик взял с сиденья кошель, стал раздавать по серебряной копейке – деньги немалые, десяток пирогов купить можно.

Последней в окно сунулась девчонка-оборвашка. Из одежды на ней был лишь рогожный мешок: по талии перехвачен грубой веревкой, голова продета в дырку, но волосы нищенка покрыла платком, честь по чести.

Руку с монетой бродяжка оттолкнула, залезла в карету по самые плечи.

Сердито сказала ужасно знакомым голосом:

– Жду его жду, а он невесть где прохлаждается!

– Соломка, ты?! Княжна всхлипнула:

– Беда, Ерастушка! Пропали! Все пропали!

Он втащил Соломку в карету.

– Кто пропал? Почему? Что это ты чучелом вырядилась?

– Я тайком… Я из дому… Ворота-то заперты… Я через дыру. Чтоб лихие людишки за узорчато платье да сафьяновы сапожки не зарезали, разулась-разделась, мешковиной прикрылась… И ничего, добежала как-нито, Бог миловал. Что страху-то натерпелась! Ох, ноженьки, мои ноженьки, исколола все.

– Ты толком говори! – тряхнул Ластик всхлипывающую подружку.

Карета уже въехала во двор, Ластик схватил княжну за руку и быстро повел в терем. Из коридора, истерически полоща крыльями, вылетел попугай Штирлиц, заверещал:

– Добррррый вечеррр, доррррогие рррадио-слушатели!

Выпив воды, Соломка заговорила более связно.

– Беда. Сидят у батюшки в горнице бояре. Сговариваются нынче ночью царя кончать. А убьют Дмитрия, тебе тож головы не сносить.

Штирлиц подхватил:

– Рррадиостанция «Эхо столицы»! Только хор-ррошие новости!

– Езжай, Ерастушка, к государю, предвари! Пускай в трубы трубит, в барабаны бьет. Только умоли, чтоб батюшку смертью не казнил. В монахи его, дурня старого, постричь, и довольно бы.

– Не послушает Дмитрий, – вздохнул Ластик. – Только что говорил с ним, предупреждал. Отмахивается. Мол, бояре лишь шушукаться горазды, на настоящее дело у них кишка тонка. Может, и правда поболтают да по домам разойдутся, а?