Это были чудесные дни и недели, только мне было неприятно, что Руженка уже не оказывала мне предпочтения перед остальными мальчиками — вероятно, я сам тому виной: она за меня болела, а я так и не стал вожаком. Но с другой стороны, мы весело и интересно проводили время, так что это было не столь уж и важно.
И вот наступила пятница — верно говорят, что пятница день несчастливый.
— Вам известно, что сегодня пятница? — спросила нас учительница.
Мы закричали, что известно, но Мирослава Драбкова взмахом указки попросила нас замолчать и спросила, а известно ли нам, что сегодня, в пятницу, мы расстаемся с Руженкой, которая покидает нашу школу.
Я обернулся к Руженке, мы с Миреком как раз вытирали доску, и Руженка мне подмигнула — дескать, все правда.
— И потому, — продолжала учительница, — сегодня в одиннадцать часов мы идем на дневное цирковое представление. Думаю, это будет самым прекрасным прощанием.
То же, что и наша классная, подумали и другие учителя, хотя Руженка у них не училась. На большой перемене в коридорах царила суматоха, все радостно кричали: «Ура, идем в цирк!»
В цирк шла вся школа. По дороге к трамвайной остановке мы вели себя очень дисциплинированно, потому что радовались походу в цирк, а еще потому, что на экскурсиях Мирослава Драбкова обычно бледнеет и очень волнуется за нас.
На остановке нас ожидал большой сюрприз. Дело в том, что неподалеку от школы есть тупик, где стояли несколько трамваев, ничуть не похожих на обычные. Это старые трамваи, впереди у них вагон с вагоновожатым, а сзади прицеп с открытыми площадками. Про эти старые трамваи нам как-то рассказывал старший брат Ченды Роман. Правда, мы не больно-то ему поверили, что на эти трамваи можно вскакивать на ходу, а также выскакивать, — мы не могли вообразить никаких других трамваев, кроме как с пневматическими дверьми, а в них не войдешь, не выйдешь нигде, кроме остановки. Это все прогресс, который шагает вперед семимильными шагами, и в один прекрасный день, допустим, дети наших детей не поверят, что мы ходили в школу. Я полагаю, наступит такое время, о котором я читал в одной фантастической книжке: там дети учились при помощи телестен, а учителями были роботы, у каждого ученика дома свой робот, и можно было его выключить, когда захочется.
Поэтому я мысленно извинился перед Романом за то, что не верил его рассказам про старые трамваи, когда наш класс вошел в прицеп. Иначе и быть не могло: учительница требовала от нас образцового поведения, над нами бдит директорское око, и поэтому все опередили наш класс, — ведь дисциплину соблюдали только мы да шестой «В», потому как их классный руководитель — преподаватель физкультуры Потужил, в прошлом известный боксер.
Еще до отправки трамвая мы заняли заднюю площадку и, помня рассказы Романа, принялись разглядывать и проверять всякие приспособления, которых на нынешних трамваях нет.
Так, например, поверху тянулся шнурок, и, если за него дернуть, что-то звякало. Алеш вспомнил, как Роман говорил, что таким образом кондуктор давал вагоновожатому знак, что можно отправляться дальше. Еще на площадке находилась посудина с песком, а рядом — желтая воронка с лопаткой на цепочке. Мы заглянули в воронку и увидели, что ее горлышко выходит на рельсы. Я сразу вспомнил, как Роман объяснял, что если вдруг трамвай разгонится, можно затормозить с помощью песка.
Скамейки были деревянные и расположены не друг за другом, а вдоль вагона, друг против друга.
— Этот трамвай гораздо лучше нынешних, — выразил Мирек наше общее мнение.
Вот так я и понял, почему пекелецкая бабушка время от времени вздыхает: нынче, мол, уж не то, что прежде. Ведь прогресс имеет и много отрицательных сторон, касающихся не только ухудшения среды обитания, как меня учат по телевизору и в школе.
Потому я и люблю ходить с ребятами в Технический музей, который тоже находится на Летне и в котором есть потрясающие старые паровозы и автомобили, а еще — интересные аппараты с глазком; крутишь ручку и видишь в глазок смешные картинки, они то медленно двигаются, то быстро, в зависимости от того, в каком темпе крутишь ручку. Здесь мне все понятно картинки нарисованы на бумаге, мы тоже такие делаем. Бумага складывается полоской, на одной стороне рисуют человечка, который, например, идет и не видит открытый люк, а на обороте — этот человечек в него падает. Полоску закручиваешь трубочкой вокруг карандаша или шариковой ручки, раскручиваешь ее в обратную сторону, и возникает ощущение движения — кажется, будто человечек проваливается в люк. Но это все вы наверняка и сами знаете, это просто небольшое отступление, а наш старый трамвай тем временем поехал.
Читать дальше